Как заставить владельцев шахт инвестировать в безопасные условия труда? Отвечает экономист.
На шахте «Листвяжная» взрыв, более 50 погибших. Это крупнейшая катастрофа в шахтах с 2010 года, третья по количеству жертв за двадцать лет. Что можно сделать, чтобы эта трагедия не повторялась? На самом деле, никакие проверки, угрозы и уголовные дела не решат этой проблемы. Есть только одно средство — простое, проверенное мировым опытом, и главное — исполнимое, вне зависимости от того, кто является владельцем шахты (или любого «опасного» бизнеса) и в каких отношениях он находится с руководством контролирующих организаций.
Это средство — деньги.
Но это не те деньги, о которых говорят информационные агентства. «Семьи погибших на шахте „Листвяжная“ получат по 1 млн рублей от Фонда социального страхования. („РИА Новости“)
Шахта „Листвяжная“ выплатит родственникам погибших по 2 млн рублей в дополнение к предусмотренным законом выплатам». (ТАСС)
Нет. Три миллиона рублей, или 40 тысяч долларов, — это «не работает».
Речь идет о миллионе долларов за жизнь каждого погибшего.
И это — не много.
Дело здесь не в том, что высокие компенсации семьям погибших в техногенных катастрофах — свидетельство высокого уровня жизни общества. Например, агентство по охране окружающей среды США оценивает жизнь человека в $6,9 млн, министерство окружающей среды, транспорта и регионов Великобритании — в $1,2 млн, бюро экономики, транспорта и коммуникаций Австралии — в $700 тыс. А министерство транспорта США, исходя из своих оценок, рекомендует значение стоимости жизни в размере $9,6 млн (по состоянию на 2016 г.).
Можно предположить, что если уровень жизни в России ниже, то и компенсаций должна быть меньше. Но такой подход — неверный в принципе.
Выплаты «за жизнь» — это не щедрость общества и бизнеса к пострадавшим. Это механизм спасения жизней в будущем.
Выплаты за утраченную жизнь нужны для того, чтобы владельцы и организаторы рискованного бизнеса закладывали в свои коммерческие планы риски выплаты колоссальных сумм в случае, если они причинят ущерб или убьют работника или потребителя. И чем выше риски — тем выше уровень компенсации.
Директор шахты «Листвяжная» Сергей Махраков в зале суда. Фото: Светлана Виданова / «Новая газета»
Она должна быть такой, чтобы поставить владельца потенциально опасного предприятия перед жестоким выбором — или инвестировать в защиту жизни, или быть готовым платить колоссальные суммы, если что-то пойдет не так.
Назначая экстремальную компенсацию «за жизнь», общество как бы говорит, допустим, хозяину шахты: да, мы понимаем — работа под землей — опасное дело. И люди, которые соглашаются на нее, понимают, что они рискуют.
Но вы не в равных условиях: они рискуют жизнью — ты рискуешь деньгами. Значит, ты будешь рисковать очень большими деньгами — выплата которых, возможно выведет тебя за пределы «списка «Форбс» или поставит крест на других твоих планах. Ничего личного, это бизнес.
Если стоимость компенсации за материальный и моральный ущерб жизни тех людей, которые погибнут при пожаре, взрыве, аварии, будет существенно выше стоимости мер, необходимых для предотвращения катастрофы, — не сомневайтесь, эти меры будут приняты. И владелец сам приедет и будет проверять — работает ли оборудование, соблюдаются ли инструкции по технике безопасности, все ли знают, что им делать в опасной ситуации. Он будет рисковать. И будет бороться за снижение своих рисков.
Сейчас звучат предложения — усилить контроль, дать полномочия, назначить новых проверяющих.
Зачем? Достаточно создать прецедент — выплатить родственникам погибших сумму, сопоставимую с прибылью опасного предприятия за несколько лет. Не получается выплатить сразу — значит, должен подключиться бюджет, значит, надо будет разбираться — кто будет за это отвечать персонально.
Как говаривал сталинский нарком путей сообщения товарищ Каганович, «у каждой аварии есть фамилия, имя и отчество» — у того, кто будет отвечать за предотвращение аварии миллионами собственных долларов, тоже есть фамилия, имя и отчество и банковский счет.
И найти ответственного в этом случае будет очень легко. И такой человек сделает все необходимое, чтобы мотивировать и инспекторов, и директоров соблюдать технику безопасности и технологию проведения работ.
Фото: РИА Новости
Почему в России платят за жизнь так мало? А это уже вопрос политики. Что касается экономики, то есть исследование «Численная оценка стоимости жизни человека в России и в мире», выполненное учеными Финансового университета при правительстве РФ. В этом исследовании говорится, что «общая стоимость человеческой жизни по миру в целом составляет 4,6–4,7 млн долл. США в ценах 2011 г. В группе стран с душевым потреблением более 10 тыс. долл. в год стоимость жизни увеличивается до 18,5 млн долл. В группе стран с доходом ниже этой отметки стоимость жизни составляет 0,5–1,9 млн долл. США» .
Если считать, что в России подушевое потребление меньше 10 тысяч долларов в год, то «стоимость жизни» все равно не может оцениваться менее чем в полумиллион долларов — или в 30–40 миллионов рублей.
А если точнее? Согласно расчетам правительственных экономистов, оценки стоимости человеческой жизни как «денежных потерь домохозяйства от гибели среднестатистического человека» в России составляют соответственно 10,5 млн и 7,9 млн руб. в ценах 2017 г. (разница зависит от формулы расчета и учитывает средние заработки и пенсии).
А вот согласно макроэкономическому подходу, разработанному учеными Финансового университета, учитывающему эмоциональное состояние, моральный ущерб, степень удовлетворенности жизнью, стоимость жизни россиянина, рассчитанная на основании данных по ожидаемой продолжительности жизни, доходам населения и миграционным потокам по российским регионам в 2010—2016 гг. … составляет 61,1 млн руб. в ценах 2016 г.
То есть миллион долларов.
И не имеет значения, что люди оценивают свою жизнь намного дешевле. Здесь та самая ситуация, когда «правительство» должно власть употребить. И принять политическое решение. Повторю еще раз — единственное, что может заставить владельцев опасных бизнесов инвестировать в обеспечение безопасности своих работников, — это миллионные (в долларах) компенсации семьям погибших. Люди на твоих шахтах рискуют своими жизнями — ты рискуешь своим состоянием. Тогда есть какая-то надежда.
Дмитрий Прокофьев