Когда утопает большенный корабль – одни отыскивают средства залатать пробоину. А остальные одержимы идеей, что количество шлюпок ограничено. И нужно успеть уплыть на шлюпке – чтоб не оставаться в огромной воронке погружающегося в бездну «Титаника». Было время, когда Запад обдумывал собственный выбор – когда там ещё оставались сторонники «мирного сосуществования», предполагающие, хотя бы в теории, право остальных людей на жизнь. Это время на Западе безнадёжно прошло. Всё свелось к стратегии «сдохни ты сейчас, а я завтра». Ставка была совсем и окончательно изготовлена на тех, кто панически отыскивает личную шлюпку для бегства в единственном числе…
Борьба с многообещающей (пусть и со обилием локальных ошибок, сбоев) ветвью цивилизации, русским укладом жизни и экономики, подтолкнула Запад к опоре на «противников общего корабля». Планетка Земля воспринимается сейчас не как «общий дом», как «общая могила». Циклы воспроизводства сменены разорванной логикой разового хищения, «кидалова» соплеменников и бегства подальше с награбленным.
Прозападные правительства не обустраивают судьбу собственных народов. Сейчас они обустраивают лишь своё персональное (семейное) будущее в «тихих гаванях» подальше от собственных народов. Их стратегия – взять (вырвать с кровью) «тут» – и утащить «туда», совместно с своими телесами и всеми видами на будущее.
Мы можем учить материалы современной Польши, либо прибалтийских карликов, либо Украины, либо Молдавии, либо Румынии, Болгарии, Греции – всюду лицезреем одно и то же: отказ от систем, предусматривавших рост либо хотя бы обычное воспроизводство извлечения потребительских благ из доступных на данной местности ресурсов. Грубее говоря – земля не обрабатывается, а гробится. Правительство ведёт себя не как заботливый владелец, как бродячая орда. По принципу «ограбим, и пойдём далее».
Понятие о личном успехе в этих разлагающихся обществах заключается сейчас в триаде «захватить-присвоить-бежать». Социопсихический кризис таковых масштабов, что смена политиков ничего не меняет по существу. Новейшие приходят ровно за этим же самым, за чем приходили прошлые.
Тем наиболее, что по мере бегства с награбленным происходит естественная ротация властей: тот, кто посчитал, что уже «пора» — уступает пространство последующему в очереди на разграбление грядущего собственных народов.
Результат: заместо обустройства жизни идёт её дезорганизация, так плотно, что кажется – она планомерная. Вообщем, значимая часть паразитов пожирает национальные организмы совсем не с какими-то далековато идущими планами, а просто из-за неутолимого стяжательского голода.
Попытайтесь разъяснить червям, что они – сознательный неприятель организма. Они вас не усвоют. Черви выедают изнутри донорский организм – поэтому что такой их инстинкт, и никакого зла они организму не хотят (хотя по факту истощают, убивают его).
Можно подпитывать будущее из реального. А можно и напротив – подпитывать текущее потребление будущим. Разумеется, какой выбор сделала стратегия либералов. Простой вариант – набрать долгов на всех критериях, под любые проценты, и смачно их растратить, в надежде, что не для тебя придётся отдавать. Вообщем, и остальные варианты «либеральных инициатив» сводятся к тому же: «берём мы – отдавать остальным».
+++
Основной вывод из атеизма – разрушительную силу которого большая часть «теоретиков атеизма» не осознает – «жизнь коротка». Эта логика локализует Вселенную по времени био жизни особи, с неминуемым «на наш век хватит».
С длительными проектами цивилизации, сущность которых – в преемственной передаче повсевременно растущего наследства меж поколениями – это несовместимо.
«Зато» мы получили другое: истерию кратковременности. Это истерический кошмар особи-носителя по формуле «не успею пожить». Он долбит и точит носителя изнутри, превращая ситуационные «кидалово», «подставу», «внедрение» — в стратегию поведения. Складывается соответствующая для либеральных режимов «матрёшка бросал»: партия желает «бросить» другую партию, компания – смежников и потребителей (а пользователи – производителей), фавориты партии желают «бросить» рядовой актив собственных партий и т.п.
За каждым «кидаловом» снутри прячется ещё одно «кидалово». К примеру, варварское разорение планетки со стороны США разъяснялось попытками сосредоточить вещественные блага для населения США. По формуле, полностью арифметически-понятной: чем меньше получает собиратель кофе в Эквадоре, тем дешевле этот кофе для американского пользователя[1].
Это так разумеется, что вошло в масс-культуру, в общее потребительское сознание. К примеру, основной герой романа «Дьюма-Ки» прогрессивного южноамериканского писателя Стивена Кинга размышляет о дешёвой куколке так: «Ну и чего же еще я мог ждать от тряпок, засунутых в розовое тело каким-либо злосчастным ребенком, которого заставляли трудиться и беспощадно эксплуатировали кое-где в Камбодже либо в Уругвае». Произнес о этом меж делом, как о тривиальном факте – и возвратился к изложению сюжета…
США – «кидала» для Камбоджи и Уругвая, строя своё обилие на их последнем, запредельном истощении и безысходности. Но сейчас мы лицезреем, что и общество в США никак не однородно: за «кидаловом» планетки в пользу США, стоит «кидалово» южноамериканским обществом «2-ух третей» третьей трети населения, а за сиим – кидалово фаворитами, настоящей властью США, банкирами – главный массы «общества 2-ух третей»…
Выходит целая цепочка «грабежа награбленного»: Уругвай грабят ради США, США грабят ради вершины США, да и в вершине США дела – как меж пауками в банке.
Во всех этих цепочках нет лишь 1-го: попыток обустроить жизнь на будущее лучшим образом. Попыток условиться о взаимно-щадящих отношениях при обмене, которые у нас именуют «взаимовыгодными», запамятывая, что их можно (в силу диалектики) именовать «взаимно-невыгодными».
Ведь если при дележе выручки в 100 рублей двое людей поделили их 50 на 50, то любой из их не только лишь получил 50 рублей, да и недополучил 50 рублей.
Другими словами его упущенная прибыль составила половину наличной суммы. А чтоб он получил максимум прибыли – необходимо, чтоб иной человек не получил совершенно ничего. Если для вас тяжело осознать эту «сущность» рыночных отношений, то возьмите у малышей счётные палочки, и разложите по столу. Авось, станет естественным то, что для людей, не забывших уроки младшей школы и так разумеется!
Всё нытьё о «малеханьких зарплатах» в СССР, отлично знакомый нам скулёж на тему – «мы жили пусть достойно, но робко», «люди были добрые, отзывчивые – но стояли в очередях за недостатком» — отсюда.
Всякий «неграбитель» копит сумму упущенной прибыли, которую он получил бы, если б был похитителем. Он это чувствует, и иногда – чувствует весьма болезненно. Ведь достояние – это чужая бедность. Приемущество в доходах над окружающими.
Достояние не вещественно. В XIX веке электричеством и водопроводом воспользовались лишь самые богатые члены общества, в ХХ веке ими стали воспользоваться все – но как достояние это уже не воспринималось. Достояние – не обладание, а приемущество. Когда приемущества нет – то для нашей психологии уже непринципиально, чем мы обладаем, раз оно общедоступно, то сделалось быть, «живём мы лично скудно».
Достояние – это мысль приемущества, и когда приемущества нет – возникает психологическое чувство своей бедности, даже бедности. Потому равные способности приводят к равному недовольству. Всякий считает себя лучше другого, и получая вровень с остальным – лицезреет в этом «ужасную несправедливость».
Если собиратель кофе в Эквадоре станет получать благопристойную заработную плату – оплата его труда ляжет на стоимость его продукции – и кофе в США вздорожает. И нестерпимо — для привыкших к дешёвому (себе) кофе. Это касается и хоть какого другого потребительского блага. Как увеличиваются способности 1-го человека – автоматом понижаются способности другого.
+++
Стратегия обустройства жизни, выработанная цивилизацией (мудростью веков) как раз и заключается в болезненном, но нужном для существования культуры угнетении потребительского эгоизма. Всякий правитель, который облегчит жизнь понизу – тем осложнит жизнь себе (поэтому цивилизация и просит самопожертвования в рамках сакральной этики служения).
Население земли только тогда не распадается на враждующие, взаимно-пожирающие и взаимно-ненавидимые особи, когда человек имеет целью общее, а не собственное удобство и благо. Лишь в этом обобщении, порождённым развитием абстрактного мышления, мы и можем гласить о населении земли, как о чём-то настоящем. Поэтому что соединять воединыжды в «единое население земли» гитлеровцев и пожираемых ими жертв – согласитесь, несуразно. Дела «хищник-жертва» не подразумевает никакого единства, не считая пищеварительного.
Очевидно, быть начальником в СССР, и отвечать за выполнение плана при ограниченной заработной плате – существенно труднее и дискомфортнее, чем быть начальником в критериях «ельцинского пакта», в рамках которого начальник ни за что не отвечает и ничем не ограничен. Конкретно это явное удобство (меньше работать — больше получать) и подтолкнуло большая часть русского начальства в объятия ельцинизма.
И никто не рискнёт сказать, что сегодня министр либо директор завода, глава компании — живёт ужаснее, чем в СССР. Высказаться так – означало бы солгать, если мы не имеем в виду моральной стороны вопросца.
Безответственность – неприятель цивилизованности, но она открывает колоссальные способности как роста доходов, так и понижения перегрузки у раздельно взятого человека. Напротив, ответственность, чувство долга (продукт многолетний культово-миссионерской «обработки сознания») – весьма сузивают и личное достояние, и личный досуг «несвободного человека», «раба божьего».
Если человек врывается в жизнь не как служитель и хранитель, как медведь на пасеку – то он, в роли большого хищника, будет купаться в меду и сладости.
Грустный принцип «за всё приходится платить» — он обходит, перекладывая «платежи» за свои наслаждения на чужие плечи, на остальных людей. И, когда у него это вышло – услаждается. И, наслаждаясь, придумывает либеральную версию экономической науки, которая весьма похожа на записки медведя о пчеловодстве: «отыскать, сломать, выгрести до донышка, и всех остальных отогнать: вот путь к обилию мёда».
+++
Они лишают грядущего и собственных, наименее нахрапистых, наименее нахальных современников, и в ещё большей степени – потомков, последующие поколения. Но их недозволено именовать безумцами: они логичны в рамках локализма. Атеизм порождает чувство био локальности, максимально уменьшает как время, так и место чувства. Что, в свою очередь, безизбежно меняет (деформирует) любые представления о смысле жизни и мотивах действий.
Локальность не может вместить в себя смыслы и мотивации Вечности – так как конечное не вмещает нескончаемого. Всё, что для Вечности кажется разумным и адекватным – в локальности предстаёт и сумасшедшим, и неадекватным.
+++
Так как одинокий эгоист бессилен против большой группы для себя схожих – он не имеет способности открыто проявлять собственный идеологический эгоизм, собственный цинизм как миропонимание. Это удел эпатажных подростков – а во «взрослой» жизни эгоист пробует эксплуатировать какую-либо обобщённую идею, чтоб его безверие паразитировало на чужой вере.
Это приводит к отлично нам знакомой дилемме вытеснения идеологии псевдологией. Когда носитель идеологии сам ни в коей мере не верует в то, что произносит и представляет.
Выходит теория «двойной правды», градусы посвящения масонерии. Низам преподают идеологию – а верхи живут псевдологией, опровергают всё то, что гласно и на публике утверждают.
Можно спорить, но я полагаю, что вытеснение псевдологией коммунизма в СССР и аналогичной псевдологией теорий демократии на Западе шло параллельно. Другими словами они бы состоялись и друг без друга, под воздействием гравитационного поля локализма.
Если мы возьмём всякую идеологию и прибавим к ней локализм особи, то что получим? Псевдологию. Почему? Объясняю:
Если жертва обмана будет знать то же самое, что и обманщик – то обмана не получится. Потому, чтоб обман состоялся – жертва обмана обязана владеть другим познанием и верой, нежели обманщик. В итоге обманщик сознательно насаждает и отстаивает на публике те формы веры, в которые сам, лично, внутренне – не верует.
Ему это нужно – без этого у него не получится цель его жизни, «всех одурачить».
Феномен псевдологии в том, что она является учением (логией) о неистинном. В псевдологии правда и ересь изменяются местами. Через это прошли и КПСС, и южноамериканские партии-близнецы. А до их – мировое христианство: когда жречество считает знак своей веры уделом дураков, и всекрете хранит верность обратному символу веры.
Идеология как экстракт наук доступного данной эре научного познания – порождается этим же, чем и науки: другими словами представлением о вечности, бесконечности и единстве мира. Это представление (т.н. инфинное сознание) содержит в себе всеобщность познания как теорему и априори. По другому совсем неясно – для чего одному химику делиться своими достижениями с остальным химиком, и т.п.
Локализм выбивает теорему и априори научного познания и цивилизационного строения. Жизнь не начинается до меня, и не длится опосля меня, есть лишь я, локальный и конечный.
Таковая позиция обрекает на сворачивание идеологии в псевдологию, в совокупа демагогии для обмана простаков.
Цивилизация прославляет тех, кто «сделал вклад» (к примеру, в науку, культуру, развитие).
Локализм уважает лишь тех, кто, напротив, сделал «наибольшее изъятие» из окружающих сред.
Играться против этого рвачества снутри локализма и его «логики отрезков» — заранее безнадёжная, проигрышная игра.
Ведь для того, чтоб цивилизация развивалась – необходимо отдавать больше, чем берёшь. А для био особи – это незапятнанное безумие и удел каких-либо идиотов, зомби с «рабской психологией». В рамках локализма, обессмысливающего перспективы всего нескончаемого, безразмерного – уместно брать от жизни как можно больше, а отдавать ей как можно меньше.
К чему это приводит? К тому, что лицезреем вокруг себя сейчас: к весьма резвому исчерпанию накопительного резервуара цивилизации.
Если сосуд опорожнять резвее, чем наполняешь – то что остается в сосуде?
Если от жизни брать больше, чем даёшь (позиция социал-паразита) – то что остается от жизни, и остается ли сама жизнь?
+++
Псевдология демократии прикрывает расхищение и утилизацию наследства населения земли буквально так же, как она прикрывала под видом «коммунизма» его расхищение и утилизацию в позднем СССР.
«Дурачины» отдают – «умные» берут. И чем наиболее они «умны», чем «умнее» сами для себя кажутся – тем больше и неразборчивее, страшнее и яростнее обдирают кору с «древа жизни и зания».
Так зайцы по зиме убивают яблоневые сады – лакомясь корой, и совсем не задумываясь о перспективах садоводства…
Почему общества возглавляют (удручающе-повсюду) алчные ханжы и меркантильные рвачи?
Ответ проще, чем кажется сначала.
Общество возглавляют умные. Но если для инфинных общин умными представляются созидатели будущего всеобщего величия (сеющие разумное, доброе, вечное), то в общинах локалистов все лавры умных достаются алчным ханжам и меркантильным рвачам. Лишь такие у локалистов числятся «умеющими жить», лишь такие пользуются почтением – а остальных локалисты презирают.
И когда встаёт вопросец – кому править, то религиозное и атеизированное общество отвечают на этот вопросец по-разному.
+++
Рассматривая эту болезненную и сложную тему, А. Леонидов в своём культовом романе «Апологет»[2] пришёл к выводу, что безверие – паразит веры. {Само по себе} оно бессильно и бесплодно, как и хоть какой паразит, отделённый от донора.
{Само по себе} оно не может существовать, и погибает. Циник ничего не сумеет выцыганить у остальных циников. Ему обязательно необходимы люди доверчивые, наивные, ему нужно их кое-где отыскать, а быть может – даже и сделать своими усилиями в рамках псевдологии.
Но вера часто бессильна и беспомощна перед безверием, если её организм лишился иммунитета на отторжение паразитов. Паразит просачивается вовнутрь веры, стремится там достигнуть лидерских постов, захватить власть над общинами верующих. Бесплодный и нежизнеспособный сам по для себя, паразит отбирает питательные вещества, собранные самопожертвованием, чувством долга, ответственностью в рамках искреннего служения идеям и принципам той либо другой веры.
Ничего больше паразит безверия созодать не умеет: но это дело (хищение чужой лепты в храмовую сокровищницу) он умеет созодать весьма изощрённо.
+++
Если колония паразитов плодится в обществе – то хищений всё больше, а приношений на алтарь некогда вдохновлявших цивилизацию ценностей – всё меньше. В итоге имеем сначала ельцинщину, а позже и байденщину – продукт локалистского вырождения стержневых идеологий собственных распадающихся, выжранных паразитами до сухой скорлупы обществ.
Обществ – в каких все пробуют «бросить» всех, и горизонтально, и вертикально, вырываясь к личному успеху через утилизацию окружающих сред.
И «кидалово» преобразуется в норму жизни, в основное правило поведения, в признак мозга и предмет восхищённого почтения. Возрастут ли в таком ядовитом психофоне цивилизованными будущие поколения? Думаю, они рискуют совершенно не вырасти никакими – не то, что цивилизованными! Содомиты и «чайлдфри» как апофеоз остервенелого локализма – тому колоритная иллюстрация…
—————————————————————-
[1] В 2016 году на Генассамблее ООН были размещены устрашающие числа. 152 млн малышей в возрасте от 5 до 17 лет стали жертвами детского принудительного труда. В почти всех странах детский труд не был официально запрещен.
[2] https://denliteraturi.ru/author/702