Фото отсюда
Прошлые посты 1, 2, 3
Итак, как было показано в прошлом посте – где приводился пример коммун Макаренко – для резкого понижения уровня иерархичности в почти всех вариантах даже не надо значительно изменять «технологические базы» производственного процесса. Так как нередко оказывается достаточным лишь только поменять некие вопросцы взаимодействия управляющих и исполнителей. И, сначала, это касается разделения задач конкретного управления – другими словами, координации людей, занимающихся реализацией некой цели – и задачки установления данной цели.
Фактически, обозначенный момент и реализовывался в коммунах: в том смысле, что все цели и задачки принимались коллективным обсуждением на советах отряда и коммуны. Что оказывалось полностью вероятным, и даже не очень сложным – так как, в общем-то, интересы коммунаров совпадали. А вот «оперативное управление» самими производственными действиями производилось фактически «традиционным методом» — другими словами, методом управления командирами. Эта изюминка показала, что «традиционные обвинения», которые сторонники иерархии обычно предъявляют своим противникам – а конкретно, то, что без «единоличного управления» хоть какой процесс перевоплотится в «собачью свалку» — не имеет под собой оснований. Так как речь здесь идет совсем не о отказе от работы по заблаговременно установленному плану и от координации работ «специально выделенными» управленцами, а о том, что этот план не должен преобразовываться в реализацию интересов узенького круга этих самых управленцев.
По другому говоря, управляющий не должен преобразовываться в «начальника», а его управление – в реализацию собственных планов. И в этом плане коммуны Макаренко могут рассматриваться, как более полная «версия» тех установок, которые были выработаны во время Величавой Революции 1917 года. Которая – ко всему иному – была и революцией антииерархической. К слову, связан крайний момент оказался как раз с тем, что конкретно иерархическое устройство Русской Империи – ну и всего остального мира – сделалось предпосылкой приведшего к Революции кризиса. Так как конкретно на элите лежит ответственность за все препядствия тех пор: начиная с начала самой Первой Мировой войны, и заканчивая неумением этих самых «наилучших» управлять государством (странами) во время данной самой войны. При этом, конкретно в Рф – из-за ее высочайшего уровня иерархичности – эти препядствия оказались наивысшими
* * *
Потому в 1920 годах антииерархические настроения были довольно значительны — по последней мере, в размере, достаточном для того, чтоб понять необходимость поиска какого-то другого метода жизнеустройства. Что проявлялось на всех уровнях – начиная с отказа от принципа «единоначалия» в армии (с введением института комиссаров) и заканчивая созданием … несчастной «номенклатуры». Да, конкретно так: та русская «номенклатура», которая в позже русское время была эмблемой «всесилия начальства», по сути создавалась для вполне оборотной задачки. Дело в том, что мысль о неотклонимой «партийности» руководящих работников обязана была как раз обеспечить возможность критики их со стороны «товарищей по партии». Мол, это «там» ты директор завода либо заместитель председателя райсовета – а здесь ты «обыденный» коммунист, доступный для самых нелицеприятных вопросцев. Которые могут задавать рядовые рабочие – а партийный «актив» должен проследить, чтоб на эти самые вопросцы были даны ответы.При этом – что самое необычное – вначале это работало. В том смысле, что вопросцы задавались, а начальники на их отвечали. (В том числе и делами по улучшению жизни рабочего класса.) Но уже к концу 1930 годов начался совсем закономерный перенос настоящей власти в сторону «партийных органов». Обстоятельств здесь было несколько: и то, что реально рабочих, способных «призвать к ответу» свое начальство, оказалось, все таки, незначительно. Просто поэтому, что это добивалось определенных познаний и осознаний того, как устроено создание (либо другая непростая система). Нужно ли гласить, что в критериях, когда рабочий класс испытывал – в связи со взрывной урбанизацией – массовый приток людей «из села», таких было незначительно.
Если учитывать, что сразу с сиим всех более-менее образованных представителей пролетариата в это время старались либо провоцировать на предстоящее обучение – потому что инженеров и техников не хватало – либо же направлять «по партийной полосы» на работу в село либо отсталые регионы страны, то можно осознать, почему особенного развития «партийного контроля» так и не вышло. В особенности, если добавить сюда то, что для вчерашних сельских обитателей было просто не принято критиковать «вышестоящих»: они хоть какого образованного человека принимали, как «барина», с подходящим отношением.
Были, очевидно, и другие предпосылки, так же связанные с обширностью охватившей страну модернизации. К примеру, не следует забывать, что сам фуррор данного процесса принудил позабыть о недавнешней катастрофе, а совместно с ней – о том, что иерархия есть явное зло. Ну, по правде, когда фабрики вводились в строй по несколько штук в денек, какие были бы вопросцы к устройству общества? В особенности, если учитывать, что различные недочеты массового строительства можно было, естественным образом, разъяснять резким уровнем модернизации? (Также – настолько обычной для архаического сознания мыслью «происка противников».) На этом фоне логично, что антииерархическая направленность 1920 годов спала – и партия (РКПб) все почаще стала восприниматься не как возможность организации «рабочего самоуправления». Как очередной элемент «начальственной системы». С соответствующым отношением – в том плане, что без помощи других выступать на партийных собраниях стали пореже, а вот «приводить в жизнь» решения вышестоящих – почаще.
* * *
Здесь, к слову, сходу стоит сказать, что соединено это было конкретно с конфигурацией «низового звена», значительно ослабленного массовым введением «бывшего сельского контингента», а так же увлечением роли примерных исполнителей. А совсем не «хитрецкими происками» высшего партийного аппарата. (К слову, главный удар во время несчастных «репрессий 1937 года» был нанесен конкретно по партаппарату – что отлично указывает «неабсолютность» его власти в то время.) Тем не наименее, этот шаг «антииерархической борьбы» можно именовать «откатом» — в том плане, что иерархическое устройство общества оказалось, в значимой мере, «реабилитированным». Да, со значительными обмолвками – в том смысле, что призывы «не отрываться от масс» и слушать все настроения в обществе остались, но реально следовали им не все.
Но это состояние «отката» было временным. В том смысле, что обозначенные выше индивидуальности – и в плане массовости людей с «доиндустриальными» взорами на жизнь, и в плане массовости ввода новейших производств, и в плане резкого роста уровня благосостояния – рано либо поздно, но должны были окончиться. А означает, обязано было окончиться и относительно «мягкое» отношение к иерархии. Но неувязка была в том, что просто так возвратиться к состоянию 1920 годов оказалось неосуществимым. В том смысле, что партия – превратившаяся в часть «муниципального аппарата» и заполненная «аппаратчиками» — уже не подходила к роли механизма «народного контроля» за вышестоящими. («Партаппаратчики» привыкли к собственному «начальственному положению», создав собственные кланы и группы, биться с которыми рядовому коммунисту было тяжело. Даже при условии, что правительство, в целом, находилось на его стороне.) Фактически, конкретно с сиим моментом и был связан несчастный «хрущевский переворот» — а никак не с личностью самого Хрущева либо других представителей «высшей власти».
Вообщем, о крайнем моменте нужно будет гласить уже раздельно. Здесь же можно лишь снова отметить, что – невзирая на обозначенную делему – критическим схожее положение еще не было. Так как «антииерархическое начало», порожденное Величавой Революцией, еще было довольно велико в Русском обществе. И, при определенных критериях, оно еще могло быть реализовано – тем наиболее, что ко 2-ой половине ХХ столетия вышло «дозревание» почти всех нужных для неиерархического устройства предпосылок. (Начиная с конфигурации технологий и заканчивая массовым образованием народа.) Но о этом – а равно и о том, почему же в реальности все это не привело к обозначенному изменению – будет сказано уже раздельно…