Директор Института нейробиологии при «Шарите» в Берлине, доктор Виктор Тарабыкин работает как в Германии, так и в Рф и любой денек ассоциирует науку на родине и на Западе. «Новейшие Известия» побеседовали с ученым о его научном пути и актуальном выборе, а также о том, почему уехавшим ученым тяжело возвратиться на родину.
— Как вышло так, что Вы стали работать в Германии?
— Я окончил 2-ой Мед (РНИМУ им. Н. И. Пирогова- «НИ»), но не целебный, а медико-биологический факультет. Это факультет, который готовит научных служащих. Опосля института окончил аспирантуру НИИ биоорганической химии, а опосля этого и уехал в Германию.
— Не жалеете, что писали диссертацию в Рф? Молвят, что для карьеры намного лучше сходу идти в западную аспирантуру.
— Ту аспирантуру, которую я заканчивал — это был один из наилучших академических институтов в то время. Он как и раньше остается одним из наилучших. Не могу сказать, что это мне как-то усложнило жизнь. Свойство выпускников за крайние 30 лет сделалось ужаснее во почти всех университетах. Опосля окончания аспирантуры я находил работу на Западе — в Европе либо Америке в тот момент.
— Уезжали из-за заработной платы?
— В решении о отъезде финансовая ситуация тоже сыграла какую-то роль. Но выскажемся так: если даже финансовая ситуация была бы лучше в тот момент, я бы все равно уехал, быть может, быстро, года на 3–4, но та наука, которой мне на тот момент хотелось заниматься на тот момент, ее просто не было. Мне хотелось получить доступ к наиболее современным технологиям, попасть на передовой край науки. Ну, и охота к перемене мест, поглядеть остальные страны — все это все тоже присутствовало.
Работу я отыскал сходу. У меня был достаточно большенный выбор. Я написал в несколько мест, и на тот момент я выбирал из 9 лабораторий приблизительно. Все лаборатории были весьма отличные, но там была сумма критериев, по которым я решил, что я поеду в Германию. Но двигался я не в Германию как страну, а в лабораторию, в которую я двигался.
С того времени я сменил три места работы. На Западе совершенно так не принято работать в одной и той же лаборатории всю жизнь. Ты можешь работать в лаборатории, если ты ею руководишь. Если ты не управляющий, ты меняешь лаборатории раз в пару лет.
— Как строится научная судьба на Западе?
— Обычный путь на Западе таковой: человек защищает диссертацию в одной лаборатории, позже перебегает в другую и делает там стажировку, постдок (опосля защиты докторской диссертации). Позже он делает очередной постдок, и опосля этого считается, что он может получить свою лабораторию и договор. На данный момент я уже издавна доктор, лет 12 приблизительно. У меня своя лаборатория и собственный институт. Но это маленький институт. В Германии институтами именуют то, что у нас именуют отделами либо департаментами, кафедрами.
— Вы могли бы возвратиться работать в Россию?
— Конкурентных лабораторий весьма не много в Рф. Конкурентных лабораторий по биомедицине по всей Рф столько же, сколько их в одном Берлине. Мне пробовали созодать различные предложения в Рф. У меня в Рф есть две лаборатории, и я приезжаю сюда часто, любой месяц. Я получаю русские гранты и достаточно интенсивно работаю в Рф. У меня были предложения переехать в Россию, окончить все, что у меня есть там и переехать туда. Решение переезжать либо не переезжать зависит от того, что у человека есть там и что быть может тут.
— Какие есть аргументы за и против?
— Давайте начнем с «против». Против гласит отсутствие большенный критичной массы, которая, к примеру, есть в Берлине. Нет огромного количества лабораторий весьма неплохого уровня, которые делают мировую науку на фронтальном фронте. Когда ты сам в таком месте находишься, это влияет на твой свой уровень, поэтому что в такие места автоматом приезжают наилучшие студенты, наилучшие постдоки.
2-ое: постоянно есть в твоем окружении, на примыкающей улице, на примыкающем этаже, в получасе езды кто-то, кто обладает самыми современными технологиями в примыкающих областях. И третье, это то, что постоянно идут какие-то семинары, обожают приезжать ученые из остальных государств. Это держит тебя в тонусе. Вокруг весьма много принципиальных коллег, и с ними приятно сотрудничать. Если ты работаешь в междисциплинарной отрасли, но науку отлично созодать там, где есть много представителей из различных областей.
В Рф таковых мест нет. Нужно сказать, что и на Западе они не в любом городке, в Германии их несколько, в Америке их несколько.
Неувязка в том, что в Рф созодать биомедицину весьма тяжело, поэтому что заказ реактивов занимает по нескольку месяцев, и стоят они значительно дороже. Бюрократия сумасшедшая, стршная, которой нету на Западе, по заказу реактивов, по заказу оборудования, по остальным вещам.
И принципиальная причина — отсутствие стабильности и твердых гарантий. К примеру, в Германии я доктор и муниципальный бюрократ. Когда я получаю позицию доктора, ее не так просто получить, но когда я ее получаю, мне правительство гарантирует бессрочную работу. Оно гарантирует, что со мной ничего не случится. Гарантии весьма твердые. Правила игры известны, и они весьма точные. Ни декан, ни президент факультета меня так просто уволить не может. А в Рф никто никому таковых гарантий отдать не может. Даже если мне приходят люди и молвят, что мы желаем, чтоб ты стал проректором либо ректором какого-то института, никаких гарантий никто никогда не даст. Я должен буду кинуть все, что я годами наработал и сделал, инфраструктуру, большенный коллектив и так дальше, и приехать в Россию с абсолютным отсутствием гарантий. И на это весьма тяжело пойти. Все зависит от того, что у тебя есть, и что ты теряешь и что приобретаешь.
— Какие есть положительные моменты?
— Есть и свои плюсы — проще работать с звериными. На Западе, в Германии весьма тяжело сделалось созодать опыты с звериными, необходимо получать нескончаемые лицензии, ожидать их месяцами. В Рф еще меньше в этом смысле формальностей. Если мы хочешь работать с звериными, ты получаешь лицензию, можешь с ней работать. И как это ни феноминально звучит, в наилучших университетах Рф больше добротных студентов, хотя я могу быть не прав, поэтому что я вижу наилучших студентов. У меня такое чувство, что на данный момент на био факультетах целевых умных студентов в среднем больше, чем на Западе на био факультетах. У меня никакой статистики нет, это мое предположение, оно быть может весьма личным.
Экономику и политику я не обсуждаю, я говорю с точки зрения науки.
— Как Вы оцениваете способности финансирования науки в Рф? Все-же с грантами сделалось намного лучше.
— В Рф на данный момент лучше сделалось с финансированием. Это одна из обстоятельств, почему я 6 годов назад сделал лабораторию в Нижнем Новгороде. На данный момент начали что-то финансировать. Это не весьма огромные средства, но есть масса ограничений по получению грантов, но, в принципе, способности есть, но они не весьма устойчивые. И есть ряд заморочек с финансированием — оно наиболее бюрократизировано, чем на Западе. На Западе если я получаю грант, не весьма большенный, приблизительно, эквивалентный гранту Русского научного фонда тут, чтоб отчитаться по такому гранту, у меня нет никаких обязанностей по количеству публикаций. Я должен что-то опубликовать, быть может, всего одну статью даже, и совладал ли я с грантом либо нет, будут судить мои же коллеги. И далее они решат, хватит ли им одной статьи, либо необходимо было 10 по этому поводу написать.
В Русском научном фонде есть твердые характеристики. Я должен опубликовать некое жестко-минимальное количество статей, и это сказывается на качестве. Я могу за 3 года создать весьма неплохую работу и опубликовать всего одну статью, а по требованиям Русского научного фонда, я должен создать 8. Вы сами осознаете, если я разобью одну статью на 8, получаются маленькие не весьма достойные внимания работы.