Рассуждать, тем наиболее вслух, о таковых трагедиях, как та, что не так давно произошла на донской земле (поточнее, под землей), сразу не охото и… очевидно, избегу малоуместного слова «охото». Просто — необходимо.
Не охото — из-за географической и, соответственно, чувственной близости произошедшего лично мне. Необходимо — ровно по той же причине. Не охото — из-за жутковатой повседневности таганрогской смерти рабочих. Необходимо — ровно потому же.
Противоречивость, контрастность восприятия данной истории и сначала сама история сполна отражают противоречия и контрасты современной Рф.
Как под землёй рабочих вдруг — по сути не «вдруг», а по-своему разумно — повстречал смертоносный метан, так и в Рф в целом. Под радующим глаз приклнных власти людей обилием девайсов и иномарок (часто кредитных), отдельными масштабно-выставочными инфраструктурными проектами и престижными «стройками века» к мундиалям, олимпиадам и универсиадам прячется крайняя степень износа и развала русской инфраструктуры, повсеместное подчёркнутое пренебрежение правилами сохранности, настолько же пренебрежительное отношение к человеку труда — и тяжёлая бедность этого самого человека труда, заставляющего его ради заработка плевать на свою жизнь и здоровье. Не в ЧВК с автоматом, так в ядовитый колодец с гаечным ключом.
То же и с базисными чертами и сущностными чертами российскей хозяйственно-экономической действительности, где затейливо смешались самые различные доктрины и формации. Высочайшая степень «огосударствления» экономики совсем не синонимична её социальности, ибо правительство у нас 1-ый либерал в плане различных «оптимизаций» и дела к людям. При всем этом целые отрасли, местности, регионы и кусочки формально капиталистической экономики у нас полностью феодально отдаются на кормление «правильным», чиновным либо олигархическим. Пока не совершенно официально, но уже практически. Зато полностью официально «огосударствление» соседствует с приватизацией сферы ЖКХ и объектов данной сферы, всех этих потенциально смертоносных колодцев и коллекторов, которые стают уже совместным объектом кормления организаторов тендеров и «подходящих» подрядчиков.
Вообщем, правила сохранности и контроль за состоянием объектов и оборудования в одинаковой мере касаются как муниципальных, так и личных организаций и компаний. Естественно, если речь о стране, претендующей на статус развитой. В наших текущих критериях, к огорчению, речь идёт о равной степени… отсутствия. Разница меж тем, нанимает тебя частник, бюрократ либо частник с лёгкой руки бюрократа, везде близка к нулевой.
Как надзирающие органы делают свою прямую работу, другими словами надзирают за личной собственностью, мы лицезрели не раз. Взять хотя бы крайние несколько лет. То происходит прорыв технологической дамбы компании «Сибзолото» на реке Сейба, погибают 10-ки людей, и выясняется, что дамба и совершенно весь комплекс сооружений был возведён нелегально, халтурно и лицами без специального образования, а к работникам относились по принципу: «Столяра либо электрика, когда не было для него работы, начальник участка выслал помогать поменять гусеницы на экскаваторе. В процессе установки у него рука куда-то попала, пережало, и он поехал лечиться, у него производственная травма. А когда возвратился, ему молвят: “Так ты два денька вспять уволился, ранее варианта. Ожидали, пока ты поедешь домой. Ты для чего совершенно полез к этому экскаватору?”». То произойдёт разрушение резервуара на местности ТЭЦ-3 «Норильского никеля» с ужасающими последствиями для северной природы и экосистемы, а потом выяснится, что оный резервуар, которому документально предписывался так и не проведённый ремонт, эксплуатировался при прямом попустительстве «Ростехнадзора».
Там, где речь о кое-чем государственно-муниципальном, всё труднее… и легче сразу. Всё вроде прозрачнее и сразу наиболее семейно. Вообщем, повторюсь, где у нас завершается коррумпированное либерально-олигархическое правительство и начинаются кормящиеся от страны олигархи, обыденные любители непонятной наживы и либеральные любители «невидимой руки рынка» и «атланта, расправляющего плечи», осознать сложно. Перед нами или уроборос, или нанайские мальчишки, даже для вида не изображающие борьбу.
Коснусь ещё лексики описания произошедшего. Директор таганрогского водоканала Евгений Плетменцев употребил выражение «злосчастный вариант», за что был справедливо раскритикован доктором кафедры «Водоснабжение и водоотведение» Донского гостехуниверситета Николаем Серпокрыловым, обвинившим Плетменцева в проф безграмотности и сказавшим о издавна сформировавшихся причинно-следственных связях.
Доктор, человек заслуженный и с идеальной репутацией, полностью прав. Да и он, и директор водоканала заочно спорят о слове «вариант», другими словами что-то не зависящее от воли человека. Меж тем, принципиально в том числе и словосочетание, а его обычно употребляют по отношению к чему-то наименее наизловещему, чем смерть одиннадцати человек и большой вред здоровью ещё нескольких. Слово «катастрофа», употребленное, к слову, в комменты Серпокрылова, смотрится уместнее. С формальной технической точки зрения Чернобыль — это трагедия. Исходя из убеждений последствий, в социально-гуманитарном разрезе — трагедия.
Плетменцев формально прав в рамках своей точки зрения, не сущность принципиально, искренней либо коварной. И лексически, и на техническом уровне это злосчастный вариант. Неувязка в том, что и лексически, и на техническом уровне всё обстоит по другому. Перед нами закономерная катастрофа.
P.S. Ещё один блик злой драматичности, частично связанный с игрой слов, состоит в том, что смертоносная утечка природного газа произошла скоро опосля заявления вице-премьера Новака о нехватке средств на пафосно разрекламированную газификацию регионов.