Хоть какой на психическом уровне здоровый человека (каковых, вообщем, в мире всё меньше) соображает, что Добро есть конечная цель действий, а законодательство появилось, как рвение обязать к добру. Но здесь одна загвоздка: нужно твёрдо и ясно, недвусмысленно осознавать, что есть Добро. Сконструировать. А далее уже… Стоп! Не выходит у современных людей сформулировать-то! У их грань меж хорошем и злом небезопасно размыта, стала, в наилучшем случае, пунктирной. Современный человек разрываем соблазнами цивилизации-благосостояния и зоологической свободы-произвола. Ему охото сразу и того, и другого. И его несложно, по человечески, осознать! Это как желание войти в магазин, в каком всё есть – и выйти оттуда с продуктами, не заплатив.
Кошка любит батарею центрального отопления. Она с не малым наслаждением нагревается около неё. Но кошка понятия не имеет, откуда взялась эта отопительная система, и задумывается, наверняка, что это «само собой, от природы». Начни с современным человеком гласить о его правах – и получишь полное осознание. Он будет для тебя поддакивать, когда ты скажешь, что он имеет право на то и на сё. И на 5-ое, и на десятое. И даже если ему некое право не надо – он всё равно согласится его закрепить. На всякий вариант. Вдруг позже понадобится?
Но стоит заговорить с современным человеком о обязательствах – и натыкаешься на обиженное отторжение. Ведь это не о том, что ему, возлюбленному, должны! А о том, что на него самого пробуют возложить некий долг, некое принудительное обременение! Человек желает жить так, чтоб на всё иметь право – и никому не быть ничем обязанным. Либералы ему в этом поддакивают и подхалимски потакают. У тебя, молвят, есть право на всё, что захочется! Но при всем этом ты ничего никому не должен…
Как как будто бы разговор ведут со средневековым королём, который конкретно так оценивал обязанности подданных перед ним и свою полноту монаршего произвола. Я делаю, что желаю. А все они – что я скажу.
Но из такового разговора с рядовым гражданином не выйдет ничего неплохого. Итогом такового разговора станет избрание еще одного бандюгана и временщика, а наиболее – ничего.
+++
Историческая миссия власти, для которой власть возникла – не отдать людям поубивать друг дружку. Как люди могут поубивать друг дружку (и всё время пробуют это создать)? Понятно два главных метода:
-Перераспределительская вольница
-Перераспределительная удавка
Соответственно, можно в стычке зашибить, либо административно удавить.
Что имеется в виду?
Люди могут, в порыве жадности, сойтись «стена на стену», «демократически», и там, в кулачном бою, в каком у всех равные права (поэтому и демократия) – мощные зашибут слабеньких. И с чувством глубочайшего ублажения заберут для себя всё, что желали. И совершенно всё.
А есть другой вариант, элитаристский: когда высшие слои в стране, поддавшись бесконечности потребительских соблазнов, поняв, что по мере обогащения вырастают и потребительский кругозор, и потребности – выжимать из низов всё больше и больше. Дожав низы в итоге до состояния голодного, прохладного, на сто процентов обездоленного вымирания.
+++
В силу этого у исторической миссии власти в цивилизованном обществе – две руки, два неприятеля и два фронта.
С одной стороны, нужно как-то подавить и пресечь «чёрный передел», разнузданную и преступную анархию отбора, ограбления в «демократическом» режиме «кто посильнее?». Другими словами пресечь соц дарвинизм, в каком всё время кто-то кого-либо пожирает с целью увеличения личного употребления.
С иной стороны, нужно подавить и пресечь мракобесие феодального «легитимизма», неверной формальной «легитимности», когда людей разоряют и морят не в борьбе, как бы «по закону». Так расставив правоотношения, что, способом шантажа и террора, от обездоленного достигают вроде бы добровольческого согласия на понижение уровня жизни. С ним не дерутся, как при социал-дарвинизме, а просто приносят к нему предписания жить ужаснее, испытывая его смирение и терпение.
Необходимо осознавать, что обе формы разбоя имеют один источник: а конкретно, естественное в собственной базе желание человека жить лучше, богаче, потреблять больше, лучше, поскорее и полегче. Тут заложен экономический антагонизм, до конца не распознанный Марксом: не меж классами (понятие наиболее чем условное!), а конкретно меж особями, меж 2-мя людьми, осуществляющими раздел благ.
При всем этом одни стремятся выбить для себя побольше при помощи силы, грубо, в прямой борьбе (демократы). А остальные – хитростью, обманом, манипуляциями с законом и договорами, договорами, создавая иллюзию добровольности и правовой безупречности (элитаристы). Кто из их эгоисты? И те, и остальные.
Кто лучше: стршный, хтонический, земельный мужик-кулак либо утончённый родовой вампир-латифундист? На этот вопросец нет ответа. Кто лучше: медведь либо тигр? Либо свора волков? Либо львиный прайд лучше их всех? А может, лучше оказаться в пасти крокодила?
Непременно, крокодил весьма различается от тигра, и с филистерской, и с научной точек зрения. Но по части охоты этими различиями следует пренебречь. Верный ответ: нужно не попадаться никому из хищников.
Поэтому как, нежели уничтожили, то уже какая разница – кто?
+++
Потому цивилизованная власть обязана стабилизировать потребительские толики и развивать создание. Другими словами:
1) Исключить произвол в распределении благ (хотя бы самые последние и одичавшие его формы, для начала).
2) Не отдать сорвать «производственное задание», не отдать сломать либо попортить производительные силы, выступающие источником делимого на толики посреди «необделённых».
Не будет производства – нечего будет распределять. А будет создание для избранных – его тебе, считай, всё равно, что и нет. Другими словами беспристрастное существование производства благ не соединено с тобой продуктопроводом.
В таком случае создание, как планетка Плутон: безусловн, есть на небе, но, с иной стороны – что она есть, что нет, различия никакой.
+++
Потому всякая власть в протяжении 5 тыс. лет людской цивилизации с различным качеством, с различным умением и различными возможностями, но занималась ОДНИМ И ТЕМ ЖЕ ДЕЛОМ.
Она защищала производственные системы от сокрушительных ударов наружных и внутренних дегенератов, неспособных осознать связь меж созданием и выживанием. И она делала так, чтоб плоды производства распределялись в правовом режиме, без крайностей разбойничьего произвола.
Можно прибегнуть к таковой аллегории: если имеешь скатерть-самобранку, то необходимо защищать её от тех, кто желает её порвать в лоскутки либо спалить в костре. А ещё необходимо смотреть, чтоб пища со скатерти-самобранки доходила до всех, не оставляя обделённых, которым не дают пользоваться ею.
Естественно, в протяжении 1000-летий эти две миссии власть нередко проваливала. Она не один раз вырождалась в антисистему, распадалась под тяжестью извращений и безумств, она не постоянно желала быть цивилизованной. Но не постоянно и могла. Необходимо осознавать, что не считая желания – в осуществлении императивной миссии цивилизации нужны высочайший уровень зания, мышления и развитая техно сфера. Да и их не много, если провалена работа по становлению нравственной сферы, укреплению морали.
+++
Что далековато ходить за примерами в историю, когда мы имеем пост-советскую власть, которая:
1) Не желает подкармливать никого, не считая победителей, просто наплевав на нищих. И объявив, что они «сами повинны, не вписались в рынок». И совершенно «неудачники» (т.е. лузеры).
2) Разрушает инфраструктуру производства, науку и технику, образовательную и воспитательную структуру общества. Губит школы, превращает высшее образование в покупную формальность, и увечит общественную нравственность.
Ельцинизм – он и в духовном и в вещественном смысле антицивилизация. Другими словами ликвидирует сразу и способности производства благ, и справедливость их распределения.
+++
Но в сопротивлении ельцинизму, сложившимся по итогам «перестройки» антиэлитам, не считая рационально-научного, цивилизационного течения, есть и много остальных, регрессивных течений.
От которых – во избежание катастрофы – нужно отмежеваться.
Разумный человек желает роста производства и справедливости распределения.
У него нет (не обязано быть) ничего общего с протестантами из рядов социал-дарвинизма, влекущих за собой стихию «демократического» погрома, «демократию чёрного передела», пробы урвать у старенькых феодалов блага – лишь с тем, чтоб под себя их подмять, и стать новенькими феодалами. Не лучше старенькых – а может, и ужаснее.
У разумного человека нет (не обязано быть) общего дела с разнузданным либеральным элитаризмом, с мятежом феодальной фронды против короля.
Скажу больше: в конфликте самодержавия с феодальной, магнатской фрондой конкретно самодержавие (повелитель, правитель) выступают исторически-прогрессивной силой! И нет ничего неплохого, если магнаты, олигархи, князьки, бароны – добьются независимости не только лишь от общегражданского, народного суда, но даже и от царского, когда в их изымательствах над зависимыми людьми даже монарх уже не способен их приструнить!
А ведь мы лицезреем, что в борьбе с современными формами самодержавия выдвигается чудовищно-реакционная мысль либеральной «полиархии», которая «свободу» лицезреет в возрождении феодальной раздробленности, всевластии богатых, предельной децентрализации государств и ликвидации единства власти.
Нам, рационалистам, естественно, не нравится феодальная монархия. Но, послушайте, товарищи, сигануть из неё в феодальную раздробленность – велико ли счастье?! Равно как и сигануть в океан первичного, доисторического хаоса, обскурантистскую мечту маленького собственника, которая на самом деле (мы же знаем, и уже лицезрели!) – не наиболее чем «война всех против всех»!
В борьбе с феодальным самодержавием выплыло и ещё одно течение, имеющее право претендовать на звание «лечущее средство ужаснее заболевания»: анархизм, луддитство, разрушающее производственную и научно-техническую сферы, всю инфраструктуру страны.
Чья это мечта? Это мечта люмпен-элементов, деклассированного и совсем разложившегося сброда, чьи гетто-«коммуны» известны, описаны, и напоминают становище первобытных племён. Идеи, вдохновляющие босяцкие круги люмпенов о «коммуне без страны», нищенствующее левачество анархизма – никак не наименее антиисторичны, чем мечтания больших магнатов о «свободе вседозволенности» и маленьких хищников о «свободе драки захватного права».
Это всё необходимо осознать, смести в совок, и снести на помойку. Не обольщаясь тем, что эти махровые бесноватые силы бьются с феодальным самодержавием, поэтому что они ужаснее самодержавия. И если они одолеют – то мы шагнём не ввысь по лестнице цивилизации, а на несколько ступеней вниз.
Нам, рационалистам, необходимо наследство феодального абсолютизма: мощное, централизованное правительство, единозаконие, единство мер, эталонов и весов, мощная армия и мощнейший централизованный аппарат управления, государственный суверенитет и национальное самосознание, укрепление институтов науки и культуры, включая прикладные науки для производственной практики и пропаганду разумного, как часть культуры.
Это не такое наследство самодержавия, от которого мы отказываемся! Если кто-то желает поменять эти заслуги абсолютизма феодальной раздробленностью либо «одичавшим полем» с очумелыми кочевниками-мародёрами, либо полоумием первобытного становища – рационалисту с таковыми «деятелями» не по пути!
Феодальное самодержавие обязано изживать себя ради высших форм организации, в нашем случае – для возрождения русской практики, для «СССР 2.0.» — усовершенствованного, модернизированного, проделавшего работу над ошибками. Если феодальное самодержавие будет изжито ради чего-то другого, то получится (как на Украине) что оно изжило себя ради низших форм общества! Другими словами горе-революционеры допрыгались, сменив нехорошее на худшее.
А ведь рационализм (разум) существует конкретно для того, чтоб таковых перемен избежать. Рациональное мышление категорически отрешается считать благом ЛЮБУЮ перемену, в какую бы сторону она не вела, лишь из одной жажды перемен! Ну какое же счастье попасть из полуподвала совершенно в подвал?! Какой смысл в переменах, типа украинских, когда общество катится вспять исходя из убеждений исторического прогресса, заменяя режим не последующим, а предшествующим?!
+++
Главные аспекты не скроешь: это научно-техническое развитие, рост производства, а его, как и деградацию – все лицезреют, она всякого касается. И если есть – другими словами. А если нет – то нет. Если завод работает – это факт беспристрастной действительности. Если расширяется – тоже. И если завод закрылся – тоже факт, от которого не уйти.
Потому, если человек не сошёл с мозга – то он сходу же лицезреет, вперёд либо вспять, ввысь либо вниз движется общество, анализируя статистку производства и научно-технического внедренчества.
Буквально так же тяжело скрыть от человека в здравом уме и твёрдой памяти (а таковых всё меньше!) и распределительную справедливость. Это не отвлечённое явление, рассматриваемое в телескоп! Это – касается всякого, и конкретно в быту. Справедливость в распределении благ, как и несправедливость – бесспорные факты, полностью исчислимые математически.
Лишь безумец пробует эту простоту и очевидность измерений поменять на какую-то сказочную «непостижимую сложность рыночной справедливости», всего только прикрывающей распределительный произвол власти в пользу собственных победителей.
Неувязка прогресса, как научно-познавательного, так и общественного – лежит не вовне человека. Она снутри. Если большие массы людей, просто говоря, слабоумны, то, непредотвратимым возмездием за это надвигаются социальные кошмары и страшные практики вырождения страны, общества, законности и правоприменения.
Если огромные толпы на улицах городов гоняются за иррациональными фантомами, то, очевидно (и здесь ничего не поделаешь) – в этих городках начинается разруха и неумолимая деградация всех сфер цивилизованной жизни. Нам ли, поколению «перестройки» этого не знать?!
Неумение мыслить приводит к неумению жить. Неумелость эта скатывает сложные и изощрённо-утончённые практики управления общества к самым простым и чугунно-однозначным. В базу которых кладётся инстинктами озверевших толп обычная зоология: кто посильнее, тот и прав.
Александр БЕРБЕРОВ, научный обозреватель;