©Аркадий Пластов/В. Бабайлов/РИА Анонсы
26 апреля в Рф отмечается денек вареного картофеля. Считается, что праздничек стали отмечать в 1861 году, опосля отмены крепостного права. В этот денек фермеры прогуливались в гости, принося в качестве гостинцев вареный картофель. Но идиллической картине российской пасторали предшествовала драматичная история пути картофеля к животику и сердечку российского человека.
Трудно представить, что посреди XIX века российские фермеры всячески сопротивлялись возделыванию и употреблению «второго хлеба» – картофеля, без которого сейчас нереально представить ни будничный, ни торжественный стол. Нежелание растить картофель даже привело к «картофельным мятежам», поднятым в период с 1840 по 1844 годы в Пермской, Оренбургской, Вятской, Казанской и Саратовской губерниях. Мятежам предшествовал мощный неурожай озимых 1839 года, за которым ожидаемо последовали голод, волнения и мятеж. Обыкновенно, в таковых томных критериях, отягощенных паникой, люди добивались хлеба и «крушили булочные». Толпы голодных бродили по дорогам, грабили проезжих, нападали на помещиков.
Для решения продовольственной препядствия имперские бюрократы обратились к агрономам. Агрономы предложили неописуемое новаторское решение – засеять поля картофелем. Ранее картофель числился садовой культурой, его выращивали только на клумбах. Но уже в конце XVII века ученый-агроном Андрей Тимофеевич Болотов достигнул фурроров в адаптации картофеля к огородам, положив тем формальное начало распространению картофеля в Рф в качестве полевой культуры.
Бюрократам мысль приглянулась, и в скором времени проект получил высокое одобрение государя-императора Николая I. Высоким повелением предписывалось:
-
завести во всех казенных селениях публичные посевы картофеля для снабжения семенами фермеров;
издать наставления о возделывании, хранении и употреблении картофеля в еду;
поощрять премиями и иными заслугами владельцев, отличившихся в разведении картофеля.
По бумагам и замыслам картофельная реформа смотрелась толково, но обычный люд отнесся к реформе с подозрением. У российского человека слово «реформа» постоянно было синонимом невзгод. Тем наиболее что правительство не считало нужным проводить разъяснительную работу с популяцией. В империи власть реализовалась по принципу автономии страны от общества. Люд и общество воспринималось в ту эру как объект, а не субъект политики. Большая часть фермеров находились в крепостной зависимости у короны, а помещик должен повелевать, а не убеждать. Есть указ – и его необходимо исполнять, такая непререкаемая логика монархии, которая не знала, что никакая реформа не принесет фуррора, если не приготовить публичное мировоззрение.
Гельвеций правильно отметил, что источником, порождающим наибольшее число публичных бедствий, является невежество. А конкретно в этом состоянии пребывали крестьянские разумы относительно параметров картофеля. В фермерской среде картофель нарекли «земельный грушей», считая его греховной едой. Прогуливался слух, что 1-ый кустик картофеля вырос на могиле дочери сказочного царя Мамерса, которая при жизни «по наущению беса» была распутницей. Потому тот, кто съест сей «дьявольский фрукт», будет подвержен греховным искушениям и попадет в ад.
В постановлении предписывалось раздавать муниципальным крестьянам безвозмездно картофель для засевов, чтоб получить из урожая по 4 меры на душу населения, при всем этом ввиду чрезвычайности ситуации засеивать муниципальные фермеры должны были не только лишь королевские земли, да и земли помещиков. Эта мера была воспринята муниципальными крестьянами как воззвание их в крепостную зависимость от царя к министру земледелия, который отвечал за реформу, и помещикам.
Слухи и, вроде бы произнесли сейчас, фейки стали бродить по деревням, перескакивая с языка в разумы. Люд судачил, что каверзную сделку по их продаже замыслили местные управленцы: головы и писари, у каких хранятся выкупные грамоты, и если их убить, то не будет никакого картофеля и помещичьей власти. Кое-где этот слух существовал в виде уверенности в существовании королевского указа «с золотой отсрочкой», запрещавшего продажу, но коварные писари преднамеренно прятали его от народа. И хотя фермеры были безграмотными, они были убеждены, что им не составит труда отыскать этот священный документ. Возбужденной массой фермеры шли к избе волостного писаря, требуя от него выдать им «запродажную грамоту». Не получая искомого документа, масса принималась разламывать окна и двери, а потом вытаскивала и лупила писаря.
У писаря не было собственного хозяйства, он жил только на вознаграждение, которое приносили фермеры за составление документов. Часто писари брали взятки и подношения, вымогая их у односельчан, ведя при всем этом себя надменно, насмехаясь над «малограмотным мужчиной». Схожее отношение провоцировало у односельчан неприязнь к писарям. Но конкретно им имперские бюрократы поручили проведение реформы на местах, выдав прекрасные мундиры с блестящими пуговицами. Увидев эти мундиры, фермеры решили, что за право их носить писари продали их.
Потому писари, как представители власти, становились основным объектом беспощадности бунтующих. Их обмакивали в колодцы либо проруби, избивали, и расправившись с ними, масса продолжала находить грамоты. Вторыми подозреваемыми в фермерской продаже становились попки. Их также подвергали пыткам, протаскивали через проруби подо льдом либо опускали в колодец.
По сути «дорожная карта» реформы подразумевала самостоятельное решение крестьянами вопросца о объеме посева картофеля. Но чиновничество, натолкнувшись на нежелание фермеров составлять «приговоры о посевах», решило не работать с популяцией, а просто подделать документы, что и выяснилось в процессе следственных действий по итогам мятежей. Волнения длилось в течение 2-ух лет, подавить их удалось только с помощью войск.
Через 20 лет крепостное право было отменено, и к этому времени крестьянство примерилось и поняло практичность посева картофеля, а потом картофель стал главной сельскохозяйственной культурой.