В Башкирии от коронавируса погибла доктор скорой – у нее остался несовершеннолетний отпрыск. И если сначала пандемии с апломбом заявлялось, что докторы на вес золота, на самом деле – заступиться за их и их деток, потерявших на передовой родителей, как оказывается, не много кто готов
У 9-летнего Стаса из Уфы оба родителя погибли от ковида в один месяц – поначалу мать, позже папа. В реанимации 8-ой поликлиники, куда с той же заразой попала его бабушка, 69-летняя Стелла Терещенко просила докторов хоть какой ценой выписать ее поскорее: «У меня внук, у него матери нет, папы нет. Вылечите меня, пожалуйста».
«Он у нас маменькин сынок»
В квартире, где сейчас живут бабушка и дедушка с внуком, мрачно, некомфортно, тихо. Мальчишка одиноко слоняется по углам – то пробует обучаться за компьютерным столом, на полке которого стоит фото матери, то занимается на тренажере, то хватается за телефон. В 1-ое время у него даже не забирали девайс: он посиживал в нем, отрешенный. Это мамин телефон, все пароли на нем он понимает. Не напрасно Стаса все именуют «маменькиным сынком» — он был привязан к ней.
Мать Стаса, 43-летняя Лена Гайнуллова, – доктор скорой, активистка профсоюза «Действие», ездила в обыкновенной линейной бригаде Центральной подстанции. Сейчас никто не может сказать буквально, когда она заразилась коронавирусом и почему опосля нее переболела вся семья – поначалу супруг, позже мать, позже отец.
На календаре, который висит на шкафу-стенке, в кружочки обведены деньки смертей. 15 января – погибла Елена, 17-го – похороны, 23 января – 9 дней. 13 февраля – погиб отец Стаса Рафаэль, 15-го – его похоронили.
Сидя в кресле, Стелла собирается с силами. На бабушку она не совершенно похожа, с виду ей не больше 50. Худенькая, седоватые недлинные волосы. Она переболела ковид, лежала под кислородом, поражение легких составляло 60%. Пока осталась слабость в ногах, но уже предстоит почти все: оформить опеку, собрать документы, произвести оплату квитанции, создать ключи Стасу, а сил еще пока ни на что нет, и никакой помощи, не считая как от коллег Лены.
На вопросец о том, считает ли Стелла, что ее дочь захворала конкретно на работе, она заявила уверенно: «Естественно! Они ведь сами-то не сознаются. Считают, что на работе докторы не могут захворать. А дочь говорила: приезжает на вызов, а там нездоровые, которые сами не знают, что хворают коронавирусом. А они – линейная бригада, не укомплектованная спецкостюмами! А просто маски и перчатки, которые не защищают от коронавируса!»
Стелле предстоит обосновать неосуществимое в критериях вероятного сокрытия статистики Минздравом: о том, что Елена как доктор захворала на работе. Не так давно пришел ответ от Роспотребнадзора и документы из Института профзаболеваний на имя главврача Республиканской станции скорой мед помощи Аяза Камалова о том, что профзаболевание у Елены не установлено.
Вкупе со Стеллой и сотрудниками Елены попытаемся вернуть, как проходили крайние деньки погибшего доктора, чтоб осознать, где она могла заразиться.
Из рассказа Стеллы, матери Елены: «Я принесла ей суп, а она уже утром погибла»
Последнюю смену Елена отработала с 8 утра 1 января до 8 утра 2 января:
– Она пришла домой опосля дежурства, звонит мне и гласит: «Забери Стасика», – вспоминает Стелла. – Ей совершенно плохо уже было, а болела она уже с недельку. Перед Новеньким годом сетовала на недомогание. 31-го желала создать гуся, а я ей говорю: какой гусь, ты вся нездоровая. Тем наиболее с утра 1 января было надо идти на замену.
3-го Елена ушла на больничный. А далее все развивалось быстро: на последующий денек с температурой 39 она пошла к участковому терапевту. 4-го вечерком скорая забрала ее и жена Рафаэля в поликлинику, обоим сделали КТ, взяли мазок на «корону». 5-го числа пришло SMS-сообщение: у Рафаэля все чисто, а у Елены 8% поражения легких и положительный тест на ковид. 6-7 января она лечилась дома по предназначению, а 8-го возникла томная одышка, ее положили в ковид-госпиталь 8-й поликлиники.
В ночь 9 января Елена напишет крайнее сообщение маме: «Как дела?». Ответ на сообщение она уже не прочет, а 10-го пропадет из сети. Позднее коллеги и родственники узнали, что ее перевели в реанимацию. Состояние Елены ухудшалось невзирая на интенсивную терапию и дорогие препараты, которые ей кололи.
15 января Стелла Владимировна повезла дочери передачу – лекарства, вещи, воду без газа, домашний бульон.
– Я расслабленно собрала передачу, в 10 утра пришла в поликлинику, – ведает Стелла. – Мне никто не произнес, что она уже погибла. Я уже домой возвратилась, следом за мной пришли мои сестры и молвят: «Зайди домой». Я зашла. Они мне: «Елена погибла». Я не поверила: «Как так, я ведь лишь передачу ей, бульон отнесла». «В 7 часов утра», – молвят они мне.
В посмертном эпикризе сказано о 98% поражения легких. Опосля похорон Елены захворала ее мать, а позже папа, оба оказались в поликлинике. Супруг Елены Рафаэль и отпрыск Стас остались дома на самоизоляции.
На седьмой денек Стелла попросила докторов выписать ее, поэтому что необходимо домой, к внуку. 11-го, когда она уже могла обходиться без кислорода, ее отпустили. А уже 12-го к бабушке зайдет Рафаэль, приведет отпрыска, а позже закончит отвечать на звонки.
– С утра говорю деду и внуку, сходите, узнайте, как он там. Они ушли, а позже дед звонит и гласит: Рафаэль погиб. Мне еще ходить недозволено было, а я побежала туда, он лежал на полу в ванной.
Из рассказа Лидии Валеевой, коллеги Елены: «У нас пропадают нездоровые»
– Рафаэль забросил себя, когда Елена погибла, – вспоминает сотрудник Лены и ее подруга Лидия Валеева. – Он и без того был болен, жил на лекарствах. Мы приходили к нему опосля погибели Елены, гласили: «Возьми себя в руки, у тебя ребенок», но он, как я сообразила, даже лекарства пить бросил, впал в депрессию.
По словам Лиды, ребенок опосля погибели матери на время не стал ходить в школу. Он закрылся, стал отрешенным, на вопросец: «Как дела?» – молчал.
– Оживился Стас, когда мы начали находить, где захворала его мать, – делится Лида. – Он помогал открывать нам в ее телефоне все: понимает все пароли.
Коллеги находили пациентов Елены, пробовали обосновать, что захворала она конкретно на работе. Никто не мог поверить, что у нее целый месяц не было контактов с ковид.
– Посудите сами, в день у нас приблизительно 20 вызовов, в дневную смену 10. Работала Елена день через двое и смена. И вот каковой шанс не попасть на ковидного хворого в таковых критериях, в особенности если идет волна заболеваемости? Она не могла заразиться не на работе. Я не верю, – гласит Лида. – Она ушла сначала пандемии с подработки, чтоб заразу не таскать. У нее даже дома облучатель стоял. Без маски она никуда не прогуливалась. А работа таковая – никогда не знаешь, на что ты едешь и куда попадешь.
На скорой, вправду, высочайший био фактор – ВИЧ, гепатит, ковид. Контакты вероятны любые. В 2018 году работники для себя через трибунал возвратили так именуемый био фактор. А на данный момент они массово молвят о том, что нездоровые коронавирусом исчезают из регистра.
– У нас таковых случаев много, в особенности в реанимационной бригаде, которая нередко возит умирающих, даже ковид-положительные исчезают. Докторы переодеваются в СИЗы на ковид, их нездоровые погибают, но позже просто исчезают из реестра. Их нет – выплат нет.
Лидия на собственном примере поведала о одном таком показательном случае пропажи хворого из реестра. В декабре она отвезла в кардиоцентр бабушку без температуры, но с приступами и нехорошим ЭКГ. В медучреждении у нее нашли коронавирус экспресс-тестом, опосля что бабушку уже эпидбригада увезла в 18-ю поликлинику, где она погибла. Из реестра бабушка пропала.
– Бывает такое, что пациент сам не гласит о температуре, чтоб к нему не выехала эпидбригада, поэтому что постыдно, дескать, соседи увидят «покемонов», что поразмыслят. Бывает, недоговаривает диспетчер и дает вариант с температурой. Никогда не знаешь, на что попадешь, – заключает Лида.
С иной стороны, управление «верует» в тебя – в то, что ты не способен захворать на работе.
– Когда лишь начался ковид, нам произнесли, что переболеем мы все: на легких появляется пленочка, это правда, – гласит фельдшер. – Дескать, для вас будет тяжело, у вас будет одышка. Мы будем обеспечены масочками, перчатками, СИЗами, халатиками разовыми, шапочками – и потому почаще всего будем заражаться в известном магазине, но не на работе.
Так в итоге и вышло: Елена как как будто не контактировала с нездоровыми ковидом фактически месяц, работая при всем этом на скорой. У нее два контакта сначала декабря и два контакта 1 января. Выходит, меж 11 декабря и 1 января – жирный пробел.
Мы ничего не скрываем, но ответ не дадим
Ни в Минздраве, ни в Роспотребнадзоре не признали, что Елена могла захворать на работе. Приобретенный документ из Института профзаболеваний, подписанный основным доктором Венерой Ахметшиной, поверг всех в шок: профзаболевание не выявлено, поэтому что не совпадает инкубационный период, который типо составляет 14 дней.
В Институте профзаболеваний нам ответили, что эпидемиологическое расследование они не проводят – только дают заключение на документы, которые получают. Санитарную экспертизу критерий труда, которые могли либо не могли привести к погибели доктора, дескать, проводит Роспотребнадзор – и уже на основании этих выводов и данных из регистров нездоровых делается вывод о том, есть профзаболевание либо нет. Другими словами, на самом деле, в институте лишь констатируют то, что уже написано в документах – в регистре, который ведет Минздрав, и в санитарной экспертизе Роспотребнадзора.
В Минздраве Башкирии опровергают вероятные фальсификации с регистром.
«В реестр данные подают сами мед организации. Забор мазка, результаты, работа с пациентом – все фиксируется в РМИАС. Лишь когда у пациента доказан ПЦР, зафиксировано оказание помощи ему сиим доктором, зафиксировано воззвание доктора за помощью опосля этого (либо через некое время) и т. д. – любой факт имеет значение, который рассматривается на комиссии с представителями Роспотребнадзора, страховой организации, медорганизации. Средства выплачивает не Минздрав, а ФСС в этом случае, когда на комиссии вправду признается вариант заболевания на работе, все подтверждается документально, протоколами», – сказала представитель Минздрава Софья Алешина.
Не считая того, она отметила, что ситуация с коронавирусом на контроле Москвы.
Основной доктор Республиканской станции скорой мед помощи и центра медицины катастроф Аяз Камалов оказался недоступен для комментария: его сотовый не отвечал, в приемной отказались соединить с ним, попросив обратиться в Минздрав. В Минздраве проигнорировали просьбу побеседовать с главврачом. Мы направили запрос, и как мы получим его, непременно опубликуем.
Тем временем Башкирия окончила 2020 год первой в перечне регионов с вероятным сокрытием смертей от ковида. За ковидный год наша республика растеряла наиболее 10 тыщ людей, которых не теряла в обыденные годы. Это 59 тыщ погибших против 49 тыщ в 2019 году. Вся эта смертность быть может смертностью от ковида, и Башкирия – фаворит по неучтенной лишней смертности. Врачи не раз заявляли, что ковид-позитивных скрывают для того, чтоб не платить им выплаты.
«Это возмутительная ситуация»
43-летняя Елена Гайнуллова состояла в профсоюзе медработников «Действие», члены которого привыкли отстаивать свои права и часто побеждать. Но эта ситуация оказалась более сложной и неких ввела в замешательство. Управляющий профсоюза Андрей Коновал именовал ситуацию с доктором скорой из Уфы «зазорной».
– На удивление возмутительная ситуация: женщина-медработник, 10-ки лет проработавшая на скорой помощи, сражалась на передовой и погибла в процессе данной нам войны. Ее супруг не сумел перенести утрату, погиб. Остался несовершеннолетний ребенок круглым сиротой, на руках у дедушки с бабушкой, которые тоже тяжело переболели коронавирусом. И при таковой ситуации бюрократы, похоже, так кропотливо провели расследование, что не отыскали никаких фактов, которые могли бы найти инфецирование на работе.
Андрей Коновал отметил, что общался с замминистра Олегом Салагаем в рамках рабочей группы на Русской трехсторонней комиссии, где дискуссировались социально-трудовые дела, а именно, говорилось о реализации 313-го Указа и 114-го Постановления правительства, регламентирующих страховые выплаты докторам. На комиссии он поднял вопросец о инкубационном сроке.
– Ни в указе президента, ни в постановлении правительства не устанавливается 14-дневный инкубационный период как срок, который следует использовать для расследования таковых страховых случаев – гласит Коновал. – Нет такового твердого норматива. Это и наша, профсоюзная, позиция. Срок в 14 дней не отражает обилие ситуации инициирования ковидом.
– Ни в котором документе не устанавливается 14-дневный инкубационный период, – гласит Коновал. – Нет такового твердого норматива. Не считая того, как понятно, есть бессимптомное течение ковида. Работа в медучреждении – это пространство, где риск инфецирования ковидом выше общепопуляционных. Соответственно, с нашей точки зрения, при расследовании погибели работника обязана быть презумпция заболевания конкретно на работе, если не будет подтверждено другое. Бюрократы должны обосновывать, что доктор контактировал с остальным заразительным лицом, или он был в отпуске, или на больничном, и т. д., и не мог заразиться при выполнении служебных обязательств. Во всех других вариантах обязана быть презумпция.
В уфимском отделении профсоюза «Действие» в РБ также хотят добиваться справедливости. Кроме розыска пациентов Гайнулловой, управляющий местного профсоюза Антон Орлов обратился в прокуратуру. Туда же написала Стелла Терещенко: семья опекунов просит кропотливо провести расследование, в том числе и по вопросцу того, не были ли предприняты кем-то деяния по сокрытию либо уничтожению контактов с коронавирусными нездоровыми.
– В целом, ситуация удручает, проявлено поразительное бездушие, – объясняет Андрей Коновал. – Мне кажется, что эта зазорная ситуация обязана быть исправлена. Бюрократы должны провести наиболее тщательное расследование. Тем наиболее в критериях, где реально заболевшие коронавирусом часто не получают доказательства собственного диагноза.
«Они знали!»
Стас весьма желает посодействовать в расследовании погибели матери. Он указывает на телефоне матери перечень водителей, с которыми мать ездила на вызовы. Он достаточно впечатляющий. По инфы от коллег Елены из подстанции скорой, куда-то пропал журнальчик комплектования бригад, хотя, по словам служащих, он должен лежать у диспетчеров.
– Они знали, что у малыша не остается родителей. Знали… – как как будто зачитывая приговор, отчеканивает Стелла. – Главврач Камалов (Аяз Камалов – основной доктор Республиканской станции скорой мед помощи) даже кинул клич подчиненным, чтоб они собрали средства. Но я произнесла девочкам-коллегам Елены: ничего не нужно собирать, мне не нравится, когда людей обязуют. Все обязано быть по закону. Я, естественно, за то, чтоб они выплатили то, что положено Елене государством.
Но дело все таки не в деньгах. Дело – в справедливости.
О Елене остались мемуары у родственников, коллег:
– Мы вот ругаем скорую, что они движутся длительно. Но работа у их вправду томная. Люди в кровати у себя дремлют, а она у себя на кушетке – или дремлет, или не дремлет. Не отдыхала она толком. У нее и там нездоровые, и домой приходит – такие же нездоровые. Была она для нас как голова и руки, смотрела за нами. Мы – старики, брат-инвалид. Контролировала, чтоб мы давление определяли, лечущее средство впору пили, – гласит Стелла. – Вот мать моя – в 95 лет до сего времени живая. И я живая, 70 лет мне будет в августе. А вот дочь моя, Елена, погибла в 43 года. Задумывались, поболело, пройдет. Никто не задумывался, что будет таковой конец…
Помнят о Елене на работе. Лидия Валеева ведает, что она растеряла близкую подругу, а команда – специалиста.
– Елена, она, понимаете, полная и копотливая – она на работе не таковая. Она летала на вызовах – в особенности ее конек были травмы, ДТП. Когда приедет – она так все стремительно делала – в вену попадет, стремительно зашунтирует. Нужна критическая помощь? Это к ней, это конкретно она, – вспоминает Лида.
Воспоминание о маме – это то, что осталось и Стасу.
– Я помню, как она посиживала на кухне, ела конфеты и фотографировалась, – гласит он и опять оживает. Стас совершенно постоянно оживает, когда гласит о мамы. – Мы ели салаты, я пил кока-колу. Мать приготовила язык. Лишь гостей у нас не было. Это вот Новейший год.
– Это поначалу он рыдал, а позже не стал все принимать, ушел в себя, – гласит бабушка. – Для него мать как как будто ушла на работу. Отметили Новейший год, и она ушла на дежурство…
P.S. Пока готовился материал, сделалось понятно, что бабушка Стаса повторно попала в ковид-госпиталь – сейчас в поликлинику №18.