Многолетний конфликт между Арменией и Азербайджаном в конце сентября вспыхнул с новой силой. За военными действиями в Нагорном Карабахе следят миллионы людей, среди которых есть и армяно-азербайджанские пары. Мы поговорили с такими семьями, чтобы узнать, как война влияет на отношения и способна ли любовь сохранить мир и согласие с близкими.
АНУШ
С моим мужем-азербайджанцем мы познакомились в институте, когда после распределения нас отправили в Ульяновск. Мы подружились и начали встречаться. Когда вернулись в Баку, где тогда оба жили, он отправился к своим родителям и рассказал им о наших отношениях, о том, что хочет на мне жениться.
По традиции он сперва рассказал о своих планах маме, а та уже сказала отцу. Мы были уверены, что его семья будет против, однако нас это не пугало: мы оба были самостоятельными, работали и могли обеспечивать себя. Его отец ответил так: «Я не хочу, чтобы мой сын когда‑нибудь мне сказал, что я испортил ему судьбу, поэтому я соглашаюсь». Потом они приехали к нам на сватовство. Моя мама не была в восторге от наших отношений, но ни тогда, ни впоследствии она не показывала своего недовольства. Кто‑то из моих родственников отнесся негативно — например, моя сестра даже не приехала на свадьбу, а ее муж подружился с моим супругом лишь спустя несколько лет.
Проблемы начались в 1988 году. Мы с мужем жили в Азербайджане, в Баку, у нас родился первый ребенок. Помню, тогда были события в аэропорту Звартноц (забастовка сотрудников аэропорта и ее последующий разгон, сопровождавшийся массовыми беспорядками. — Прим. ред.), и медсестра в роддоме спрашивала, собираемся ли мы уезжать. Несколько лет нам потребовалось, чтобы собраться всеми семьями и уехать в спокойное место. В те же годы мой муж потерял брата: в восемнадцать лет он умер от потери крови на поле боя. Это было страшное время. Ко мне менялось отношение окружающих. Меня стали называть Аней, а не Ануш, чтобы никто ничего не заподозрил. Когда к нам во двор приходили «искать армянок», мне приходилось прятаться. Муж не мог меня тогда защитить: на несколько месяцев он уехал в другой город помогать нашим семьям обустраиваться на новом месте. Ему звонили, угрожали, что меня заберут в обмен на заложников. Если бы он остался со мной, он мог бы просто не выжить.
Из Баку я уехала в 1991 году — беременная вторым ребенком, под дулами танков. Полностью семья воссоединилась в 1994 году, когда мы все вместе оказались в Воронеже.
С мужем мы прожили двадцать семь лет. Он был хорошим отцом: помогал с детьми, заплетал косички нашим дочкам, водил их в садик. В Баку он работал преподавателем в вузе, но, когда приехал в Воронеж, ему пришлось устроиться на рынок — так бывший научный сотрудник университета стал продавцом арбузов. Я плакала, не понимала, как такое может быть, что человек теряет все. Он успокаивал меня: «Главное, что у нас будут деньги и мы сможем жить». Впоследствии ему удалось построить собственный бизнес и обеспечить всю семью, оставить нас не только защищенными, но и счастливыми.
Конечно, за эти годы были и конфликты, и ссоры. Нам почти всегда удавалось их разрешить — помогала в этом любовь. Любовь не умирает, у нее нет наций, возраста, границ. Нет разницы, в какой ты стране, везде есть хорошие люди и плохие. Мне бы очень хотелось, чтобы муж был рядом, но это невозможно. Я верю, что он продолжает нас оберегать.
Сейчас у меня две взрослые дочери, несколько внуков. В них течет разная кровь: русская, армянская, украинская, азербайджанская, грузинская. Каждый из них помнит дедушку, дети часто его вспоминают. Был даже случай, когда внук увидел летящий за окном зеленый шарик, подбежал ко мне и говорит: «Нам дедуля передал привет!» За год или два до своей смерти муж сказал мне: «Вот что с нами сделали?» Эта фраза звучит во мне до сих пор. В некотором смысле я даже рада, что его сейчас нет: не представляю, как больно и страшно ему было бы, если бы он видел, что происходит.
Наши племянники живут в Азербайджане, служат в действующей армии. Мои родственники рассказывают, как военная техника бомбит их деревни. У меня такое чувство, будто меня разрывают на части. Помню один выпуск на телевидении — молодой парень, говорил: «У меня мама — армянка, папа — азербайджанец. Меня словно рвут на части. Кого мне выбрать? Как мне жить дальше?» Это чувство мне очень знакомо, потому что все мы — люди.
ДАВИД (имя изменено по просьбе героя)
О том, что моя будущая супруга — азербайджанка, я узнал после года наших отношений. Эта новость стала неожиданностью для меня, но наши отношения на тот момент были крепкими, и мы решили их продолжить. Для нас была не важна национальность и религия другого человека. Гораздо важнее был вопрос человеческих отношений и личных качеств, факт, что мы нравимся и подходим друг другу.
Мы не могли долго скрывать наши отношения. Шоковым для всех был момент, когда о них узнали родители. Понимая серьезность намерений, родственники жены увидели единственным решением нас разлучить. Считали, что такой союз невозможен. Они собрались и уехали вместе с ней к себе на родину. Следующие два года после ее отъезда мы виделись с ней всего четыре раза. Но время и притяжение друг к другу расставили все по своим местам. Сейчас прошло больше пятнадцати лет, мы женаты и живем в России, а ее близкие так и остались на родине.
Нам не приходится скрывать, что мы разных национальностей. Мы живем в Москве, у нас понимающее, толерантное окружение с широкими взглядами на жизнь. Нам повезло, и мы очень рады этому.
У меня есть двоюродные и троюродные братья в Ереване, и их призывают на фронт. Братья по маминой линии уже в зоне военных действий в Арцахе. Отец жены также находится рядом с линией фронта со стороны Азербайджана. Для родственников, для родителей это очень страшная и напряженная ситуация.
Сегодняшняя война, в которой жертвами могут стать наши близкие, — это сложная, смешанная боль.
В целом военный конфликт почти не отражается на нашей семейной жизни. Наши дети пока не спрашивают о войне: старшему ребенку пять лет, младшему — всего три. Мы стараемся не обсуждать эту тему при них, еще не тот возраст, чтобы освещать все происходящее. Вопрос национальности — это последнее, что мы можем обсуждать в нашей семье. Мы давно вместе и хорошо понимаем друг друга. Непростые обстоятельства в жизни всегда еще больше объединяли нас. Единственное, чего мы хотим сейчас, — это чтобы наступил мир и прекратилось кровопролитие.
САМИРА АМИРОВА
Я встретила своего мужа в Лос-Анджелесе в 1997 году, где мы проживаем до сих пор. Решение создать семью с армянином не стало для меня проблемой, потому что я и сама ребенок от смешанного брака. Моя мама армянка, а папа азербайджанец. Я выросла и жила в интернациональном городе Баку. А вот моему супругу это решение далось гораздо тяжелее. Он родился и жил в Армении, а там очень строго относятся к браку. Армяне обычно создают семью только с армянами, а про азербайджанцев и речи быть не может. Но мой муж очень интеллигентный и воспитанный человек и ни разу не дал мне понять, что его семья не в восторге от его выбора.
Моя мама хоть и армянка, но родилась и выросла в Азербайджане, поэтому ее взгляд на вопрос национальности отличается от консервативного взгляда армян, которые родились и выросли в Армении. Она не была против нашего союза, но предупреждала, что, если семья мужа меня не примет, мне будет нелегко с этим жить. Я очень люблю своего мужа, и он замечательный, умный и чуткий человек, который никогда не позволил себе упрекнуть меня в чем‑либо. А с его семьей я смогла наладить отношения вскоре после свадьбы. Нынешние события между Азербайджаном и Арменией принесли огромное горе матерям, сестрам, женам и детям с обеих сторон. Эти народы так близки мне, что я просто не понимаю, как такое может происходить. Моя мама родом из Карабаха. В детстве мы каждое лето ездили в ее деревню. Это было самое счастливое время, с которым у меня связаны только хорошие воспоминания. И я собственными глазами видела, как на соседних холмах мирно уживались армянские и азербайджанские деревни, они всегда помогали друг другу.
Когда я переехала в Москву в 1987 году, помню, как одна из армянских студенток сказала, что скоро будет война между нашими народами за Карабах. Я рассмеялась ей в лицо. Это невозможно было представить, но она почему‑то была очень уверена в своих словах. Мне тогда стало не по себе, потому что мы, бакинцы, были, есть и будем интернациональными людьми, и национализм нам не свойственен. Я тогда была наивной и думала, что ничего не может поссорить два народа, которые десятилетиями мирно сосуществовали в Карабахе.
У нас есть русское телевидение в США, мы смотрим его каждый день и с болью переживаем все эти трагические события. Для меня и Армения, и Азербайджан — родина. И мне очень хочется, чтобы прекратились призывы к борьбе до последней капли крови с обеих сторон. Ни к чему хорошему это не приведет. Мы всей семьей ждем того дня, когда власти начнут мирные переговоры. Но, к сожалению, эта война нужна людям, которые мечтают оставить свой след в истории. Как можно не уважать свой народ настолько, чтобы довести его до такого ожесточения. У нас болит сердце за мальчишек, которые погибают по обеим сторонам этого конфликта.
Я считаю, что семью может сохранить только любовь и взаимоуважение. У нас с мужем по многим вопросам разные точки зрения, но мы всегда стараемся услышать друг друга и понять. Это очень тяжело и трудно дается, потому что душа болит за родных и близких тебе людей. Но надо заставлять себя анализировать обе стороны конфликта. А иначе очень легко разрушить даже те отношения, которые держатся на любви и доверии.