Задание на Год. Что обязана создать власть для обычной работы ученых — bumgames

Вступил в свои права 2021 год, объявленный Годом науки и технологий. Значит ли это, что власть, наученная коронавирусным опытом, меняет свое отношение к научной сфере и тем, на ком она держится? Что задумываются о этом широком жесте русские исследователи, «Поиску» сказал узнаваемый ученый и публичный деятель, заведующий отделом Математического института им. В.А.Стеклова РАН, заведующий кафедрой механико-математического факультета МГУ, член фракции КПРФ в Госдуме V и VI созывов академик Борис КАШИН.
– Борис Сергеевич, как вы относитесь к решению главы страны предназначить начавшийся год науке?
– По натуре я оптимист, но от данной инициативы никаких прорывов не жду. Естественно, обширное информирование общества о достижениях науки весьма принципиально. Но за крайние полтора 10-ка лет на высшем муниципальном уровне был принят целый ряд неправильных стратегических решений, нанесших исследовательской сфере суровый урон. Анализ ошибок и конструктивная корректировка научной политики, а не проведение каких-либо пафосных мероприятий должны стать основным содержанием Года науки и технологий.
Как досадно бы это не звучало, такое развитие событий маловероятно. Начнем с того, что о почине было объявлено в уже обычном для нас стиле спецоперации:  нежданно, без консультаций с научным обществом. Во главе оргкомитета, в который включены в главном бюрократы, поставлен человек, несущий значительную долю ответственности за провальные результаты научно-технической политики. 2-ой сопредседатель до недавнешнего времени был далек от науки, занимался администрированием рекламы и спорта. Эти люди навряд ли будут погружаться в насущные трудности русской науки. Быстрее всего, их обсуждение придется вести на остальных площадках.
– Одной из их будет Русская академия? Как я помню, конкретно с вашей подачи было принято решение провести углубленный анализ состояния науки и на вешней сессии Общего собрания членов РАН обсудить его результаты.
– К этому призывал не только лишь я, да и ряд моих коллег. Академик Роберт Нигматулин предложил сделать специальную комиссию, которая подготовит советы по увеличению роли науки в развитии страны. Ученые соображают: положение в русской науке критичное, научная среда равномерно деградирует.
Некие коллеги считают, что наша основная задачка – донести свою позицию до власти. Но это облегченный взор. Приходится констатировать, что главные трудности лежат в политической сфере, наука оказалась заложником сложившейся в стране полуфеодальной системы управления и безответственности высших должностных лиц. Потому, как правильно увидел академик Александр Глико на недавнешней сессии Общего собрания, настоящие конфигурации в науке могут произойти лишь при условии суровых подвижек в публичном сознании.
– Как достигнуть этих подвижек? Вы имеете большой депутатский опыт, два созыва работали в нижней палате парламента. Может ли законодательный орган способствовать улучшению ситуации в науке и стране?
– В сегодняшних критериях, при засилье партии власти, которая голосует по команде из Кремля, естественно, нет. Ну и в мою бытность депутатом наиболее ранешних созывов оппозиции удавалось только смягчать какие-то в особенности вредные законодательные инициативы, но не наиболее того.
– А могут ли роль триггера сыграть публичные организации ученых? К слову, почему вы не состоите в Клубе «1 июля» и не подписываете выпускаемые им воззвания?
– К огорчению, публичные структуры весьма слабы, и их воздействие очень ограничено. Обязан признать это и в отношении основанного в 2001 году академиком Владимиром Страховым движения «За возрождение российскей науки», в каком я до сего времени работаю и возглавляю Центральный совет. К огорчению, в публичной деятельности практически не участвует научная молодежь.
Что касается моего нежелания вступать в Клуб «1 июля», здесь сказываются определенные различия с состоящими там сотрудниками в политических взорах и подходах к развитию науки. При всем этом не могу не отметить, что клуб сыграл не последнюю роль в борьбе против разгрома РАН, тогда и я с ним тесновато сотрудничал. В предстоящем члены клуба сосредоточились на второстепенных, с моей точки зрения, вопросцах. Вообщем, крайнее заявление, касающееся очередной авантюрной идеи президента Курчатовского института, я направил на интернет-сайт КПРФ, где оно получило значительную поддержку.
– Поясните, в чем вы расходитесь с «первоиюльцами» во взорах на развитие науки?
– Я не вижу у моих либерально настроенных коллег осознания того, что ни русский олигархический капитализм, ни тем наиболее западный капитализм не заинтересованы в благоденствии нашей науки. Совершенно на Запад я бы не в особенности рассчитывал, в том числе и на научную диаспору. Вести взаимодействие с учеными из остальных государств нужно, но необходимо не забывать, что у их свои интересы, а у тех, кто работает в Рф, – свои. 10 годов назад с трибуны Думы я выступал категорически против законопроекта о разработке центра «Сколково», который, видимо, из-за высочайшей его «эффективности» на данный момент сливают с иными «институтами развития». Либералы в свое время подыграли власти, позитивно оценив это начинание. В итоге потрачены большие средства на оплату западных профессионалов. А где результаты? Преуспеть удалось разве что в выкачивании средств из бюджета.
– Как вы предлагаете решать накопившиеся в научной сфере трудности?

– Власть обязана ставить перед наукой принципиальные для страны задачки, как это было во времена реализации атомного и галлактического проектов. Потому 1-ое, что нужно создать, – возвратить науку в сектор настоящей экономики. Как понятно, в процессе административной реформы 2004 года было ликвидировано Министерство индустрии, науки и технологий, а управление наукой передали в соц блок. Если силами старенького министерства связь меж наукой и созданием, пусть и не самым наилучшим образом, но осуществлялась, то сейчас государственное управление наукой свелось к контролю заслуги придуманных бюрократами непонятных характеристик эффективности.
Более узнаваемый из их – толика научных статей, размещенных в журнальчиках, которые включены в южноамериканскую базу данных Web of Science. Это решение нанесло вред науке, стукнуло по российскей научной периодике, зато обогатило личную южноамериканскую компанию, владеющую упомянутой базой данных, также ряд журналов, публикующих за плату хоть какой наукообразный текст.
2-ое. Нужно вернуть необыкновенную организационно-правовую форму для институтов и институтов. В 2010 году их сделали экономными учреждениями, что привело к подмене базисного финансирования муниципальным заданием. Университеты и так мучались от приобретенного недофинансирования, а сейчас почти все из их, в особенности экспериментальные, утратили возможность подабающим образом поддерживать и развивать свою сложную инфраструктуру.
Остальные, еще наиболее небезопасные следствия закона о экономных учреждениях – резкое усиление несведущего вмешательства чиновников в исследовательский процесс, полная бюрократизация, нарушение традиций академического самоуправления, принятых в научно-образовательных организациях всего мира. Внедрено единоначалие, управляющий воспринимает решения без учета представления коллектива. Ученых и педагогов переводят на короткосрочные договоры. Это ставит их в полную зависимость от администрации, мешает научной работе и противоречит общемировой практике.
Третье. Необходимо вернуть и создать симпатичной научную аспирантуру, разрушенную опосля принятия Закона «О образовании» в 2012 году. Аспирантуру превратили в образовательную услугу, которой пользуются желающие «зацепиться» в столичных городках либо «откосить» от армии. С того времени число аспирантов, защищающих в срок кандидатскую диссертацию, сократилось в 5 раз! Не так давно закон незначительно подправили, но это все равно только полумеры.
4-ое. Пора возвратить РАН управление академическими институтами. По поводу грустных итогов реформы Академии 2013 года уже много сказано. Перечислю лишь главные последствия. Академическое управление научными институтами заменено властью чиновников, не соображающих сущности дела, но безоговорочно выполняющих указания начальства. Ослабели классические связи меж научными коллективами. Резко выросла отчетность. В особенности пострадали региональные научные центры, где пришлось соединять воединыжды в одно юридическое лицо всех: «от филологов до физиологов».
5-ое. Нужно ограничить долю грантового финансирования в научном бюджете, чтоб ученые могли размеренно работать. Из-за перекоса в сторону конкурсного распределения средств опосля выхода в 2014 году поручения президента правительству о финансировании базовых и поисковых работ в большей степени за счет грантов почти все научные коллективы и отдельные ученые не могут планировать свою деятельность даже на среднесрочную перспективу.
Естественно, подобные условия работы не по нраву исследователям, в особенности юным, и это одна из главных обстоятельств несчастной утечки мозгов.
В конце концов, шестое. Нужно скорректировать положение прошлогоднего июльского указа президента о государственных целях развития Рф до 2030 года, где в качестве главный цели, которой сейчас подчинены планы управляющих наукой чиновников, обозначено создание «способностей для развития и самореализации талантов». Поставленные ранее, но не выполненные задачки прорывного развития исследовательских работ и внедрения результатов в экономику изменены положительной, но очень расплывчатой мыслью.
– Вы верите, что все перечисленные ошибки можно поправить?
– При наличии политической воли это создать нетрудно. Всем разумеется, что неправильные решения нужно корректировать и что их создатели должны нести ответственность за провалы. По другому это будет повторяться опять и опять.
– Для вас не кажется, что принимаемые в крайнее время властью меры содействуют решению обозначенных вами заморочек? Создаются научные центры мирового уровня (НЦМУ) для проведения исследовательских работ по приоритетным фронтам научно-технологического развития. Научно-образовательные центры (НОЦ) должны готовить высококвалифицированных профессионалов для современных производств. В рамках всеохватывающих научно-технических программ полного инноваторского цикла планируется внедрять научные результаты в практику.
– На все эти нововведения выделяется только маленькой процент экономных средств, отпускаемых на науку, и поменять ситуацию коренным образом они очевидно не сумеют. Про всеохватывающие программки я не много что понимаю, пока ни одна из их не заработала. НЦМУ – это, быстрее, метод поддержки структур, которые по другому тормознули бы в развитии и продолжали терять кадры. Желаю отметить, что ученые интенсивно боролись за то, чтоб документы, касающиеся этих центров, приняли разумный вид. Чуток ли не главным показателем результативности бюрократы желали создать количество работающих там забугорных ученых.
Что касается НОЦ, итоги тоже подводить рано. Академические ученые, которые участвуют в таковых проектах, сетуют на неодолимые бюрократические барьеры. Оживленное взаимодействие научных, образовательных, производственных организаций в таковых критериях выстроить нереально.
Так что все эти новейшие структуры кажутся мне какими-то вишенками на несуществующем тортике.
– А что вы думаете по поводу способности Академии влиять на муниципальные решения в области научной политики?
– Сейчас это воздействие очевидно не соответствует имеющемуся в академии потенциалу. Понятно, что РАН не обязана вступать в прямую конфронтацию с властью, это контрпродуктивно. Но она призвана в рамках собственной компетенции давать беспристрастную оценку проводимой в стране политике.
Справедливости ради стоит сказать, что Академия организует экспертное обсуждение почти всех вопросцев научно-технического развития страны, сформировывает компетентные, серьезные советы. Но так как бюрократы не прислушиваются к ученым, большая аналитическая работа академии в главном теряется втуне.
– А есть ли единство воззрений по поводу состояния научной сферы и путей улучшения ситуации в академической среде?
– В РАН есть единство по основному вопросцу – о плачевных результатах проводимой в крайние десятилетия научно-технической политики. Академия – одна из немногих структур, которые открыто о этом утверждают. Конкретно потому нападки на нее не прекращаются.
Я, к слову, не идеализирую РАН. Уверен, что нам нужно намного активнее браться за решение собственных внутренних заморочек и тоже вводить ответственность представителей управления за последствия неверных действий.
Коснусь только 1-го вопросца. На данный момент академии угрожает утрата ее переводных журналов. Их издатель южноамериканская компания Pleiades Publishing Limited (PPL) навязывает РАН и редколлегиям новейшие условия лицензионных договоров, которые свидетельствуют о намерении янки захватить англоязычные версии сотки наилучших русских журналов.
Невзирая на протесты редакторов, воззвание нашего Отделения математических наук в Президиум РАН, мое письмо президенту академии и выступление на заседании президиума, адекватных мер не принимается. Ситуация остается критичной.
Желаю также выделить, что организационно-правовая форма Федерального муниципального экономного учреждения (ФГБУ) для РАН полностью не подступает. Повторюсь, в базу управления ФГБУ положено единоначалие. Организация работы академии обязана строиться на совершенно остальных  принципах. Глава РАН Александр Сергеев  это соображает, старается по максимуму использовать демократические процедуры, заносит предложения о изменении правового положения академии. Но, как досадно бы это не звучало, пока власть не идет навстречу РАН.

Надежда ВОЛЧКОВА

bumgames.ru
Добавить комментарий